Мария Каллас. Дневники. Письма

Надеюсь, с «Травиатой» в сентябре все будет как я задумала, если Бог даст, и – да, мне бы очень хотелось копию «Армиды»[300].

«Норма» в исполнении Сулиотис[301] отнюдь не плоха, но я пришла в ужас от того, как она разбазаривает свой [вокальный] капитал вместо того, чтобы подумать о пользе и сбережении[302], и от ее чуть ли не абсолютного недостатка техники исполнения. Жаль, потому что голос прекрасный. Надеюсь, она все-таки начнет учиться всерьез. Весьма неосмотрительно петь, рассчитывая только на одну силу молодости.

Мне понравилась книга о [Саре] Бернар, и захотелось самой быть такой же сильной. У меня уже есть биография Россини – мне ее прислал Вайншток.

Большое спасибо и наилучшие пожелания,

Мария Каллас.

От Эльвиры де Идальго – по-итальянски

Милан, 24 июня 1968

Мария, что так дорога мне,

я приехала в Дезенцано [на озере Гарда] на три дня и осталась там на целую неделю, озеро так красиво! Вернувшись обратно, нашла твое письмо. Я заблуждалась. Я думала, что твое молчание вызвано тихой безмятежностью, обретенной тобою теперь, а получается, что твои печали и муки продолжаются, дорогая Мария. Что думаешь делать? Как бы мне хотелось видеть тебя сильной и решительной, как раньше, я молюсь Мадонне, пусть ниспошлет тебе озарение и придаст силы решиться на то, что она подскажет тебе на благо, и еще ясной безмятежности, которую ты заслуживаешь. Еще не поздно, Мария, ты не можешь бороться с тем, кто действительно обладает сильной личностью.

Есть два пути: либо ты смиришься и подчинишься его желанию, либо ты снова пойдешь своим путем, пока еще не поздно. Я считаю тебя своей дочерью и люблю как родную; вот поэтому так тебе и пишу. Подумай о своем здоровье, и, нежно тебя обнимая, я желаю тебе суметь стать счастливой и еще – прежних триумфов в оперном искусстве, которое ты слишком скоро отринула. Всегда к твоим услугам,

Эльвира.

Тиди Каммингс – по-английски

Париж, без даты (вероятно, начало июля 1968)

Дорогая Тиди!

Быстро пишу ответ на твое письмо, которое получила и, как всегда, очень обрадовалась. Постараюсь замолвить за тебя словечко в клубе «Олд-Бич» в Монте-Карло, но у меня уже нет с ними связей. А еще менее того – с их бывшим акционером [Онассисом].

Я переживаю трудные времена уже по меньшей мере в миллионный раз за десять лет. Честно скажу, что стараюсь как лучше, но в данный момент это не доставляет никакого удовлетворения. Знаю, что жизнь оказалась трудной для всех нас, но для меня это продолжается как-то уж слишком долго. И я не думаю, что смогу повидаться с тобой во время твоего приезда. Я еще не понимаю, что мне делать со своими чувствами. Знаю только, что должна пройти несколько серий записей полных дисков («Травиата» целиком, в сентябре-октябре). Так что мне нужно восстановить силы, прийти в себя и обрести способность заняться музыкальным творчеством.

Вам всем мои самые дружеские приветы. Мне так нужен был бы кто-нибудь, чтобы на него опереться, чтобы измениться. Не беспокойся. Я выкручусь. Я должна выкрутиться.

Мария.

Пока весь мир смакует новость о паре Онассис-Джекки, – они проводят лето вместе в плавании на яхте и на Скорпиосе, – Мария лихорадочно скрывается от толпы фотографов и журналистов, спасаясь от пубичного (и личного) унижения. Она уезжает в Америку повидаться с друзьями, среди которых Ларри Келли и Джон Ардуэн, в надежде отдохнуть от новых подробностей, которые тем не менее преследуют ее повсюду, где бы она ни оказалась.

Терезе Д’Аддато – по-итальянски

Лос-Анджелес, 15 августа 1968

Дорогая Тереза,

я здесь в компании добрых друзей, дни мои текут приятно, но я никак не могу превозмочь бесконечную печаль по всему, что произошло. Вернусь в Париж, если буду в силах, в начале сентября, и попытаюсь как-нибудь начать снова жить.

А как там ты? Я не отвечала на твои милые письма, потому что поистине не было желания заниматься ничем, прости меня. Думаю о тебе и признательна за всю твою любовь и уважение, какие ты всегда ко мне испытывала. Надеюсь, в сентябре мы поговорим по телефону или напишу письмо.

Пойми меня, такое жесткое обращение после девяти лет надежды и жертвенности, я думала, что заслужила большего.

До 25-го я в отеле «Фэйрмонт» в Сан-Франциско, потом на недельку поедем с друзьями в Куэрнаваку. Адреса еще не знаю.

Кто знает, что там пишут газеты в Италии. Сохрани их и пришли мне, если хочешь и если можешь, в Париж.

Нежно обнимаю тебя,

До скорого.

Мария Каллас.

Бруне луполи – по-итальянски

Лос-Анджелес, 17 августа 1968

Дорогая Бруна!