Проекты Марии на ближайший год – следующие (в соответствии с полученными ею предложениями). 11 сентября 1969 года она откроет сезон в Опере Сан-Франциско «Нормой», и за открытием последует еще четыре или пять спектаклей. Затем у нее Даллас, где она будет с 21 октября (дата ее первой репетиции) до 12 ноября (дата ее последнего спектакля). Какая именно работа – пока остается неопределенным, ибо «Норму» они уже обещали Сулиотис. Келли предполагает, что сможет убедить Сулиотис все поменять и отдать эту роль Марии. Но если даже Мария и получит эту роль – нас ждут новые затруднения, ибо она ни в какую не хочет петь с Ширли Верретт, уже приглашенной для партии Адальжизы. Но в любом случае четыре каких-нибудь спектакля в Далласе она проведет. Пятый, возможно, состоится в Далласской опере, в Чикаго Аудиториум, только что открывшейся после ремонта.
Потом она поедет в Нью-Йорк – там у нее будет десять спектаклей в Метрополитене с 1 декабря до конца февраля. Это будет «Медея», новая постановка ее соотечественника Михалиса Какоянниса (у него в позапрошлом сезоне был заметный дебют как оперного режиссера – «Траур к лицу Электре»).
После этого Адлер попросил ее заехать в Калифорнию весной (это будет уже 1970-й), чтобы поучаствовать в весеннем оперном сезоне, который Опера Сан-Франциско проведет в Лос-Анджелесе. Но с этим она еще колеблется, поскольку не любит Шрайн Аудиториум. С другой стороны, она проявила интерес к перспективе выступить весной 1971-го в Лос-Анджелесе, ибо к тому времени компания [Далласской оперы] уже начнет использовать самый маленький Мьюзик-Сентер (полагаю, это называется Дороти Баффин Чендлер Павильон). Мне приходится настаивать на том факте, что на этой стадии переговоров НИЧЕГО не был прописано. Финансовые вопросы выступления в Сан-Франциско она оставляет полностью в руках Горлински, которому телеграфирует в Даллас. (Она не связывалась с ним вот уже шесть недель).
Приехав в Нью-Йорк, она постарается уладить финансовые дела с Бингом. Споет ли она только в Далласе, если Сан-Франциско и Нью-Йорк канут в Лету, или споет в двух городах, если третий не удовлетворит ее запросам, – этого я уточнять не стал, видя, что сейчас она выглядит полностью уверенной, что выступит во всех трех местах.
Она пылко рассуждает о возвращении к работе – это под влиянием Ларри Келли, он заслуживает быть сфотографирванным для обложки «Тайма» или «Ньюсвика» за этот подвиг. Что случится, когда по возвращении в Париж ей придется противостоять тамошней накаленной атмосфере, – вопрос, и весьма занятный, если учесть, что ей очень-очень горько от того кульбита, какой выкинула ее личная жизнь. В данный момент я спросил ее, не предпочтительнее ли для нее новая «Медея» для EMI, нежели снова «Травиата» – ввиду предложений, сделанных ей в Метрополитене. Но она напыщенно возразила, что именно «Травиату» всегда больше всего и хотела записать, и напомнила о возможности сделать это ближайшей весной. В Нью-Йорке я, наверное, поговорю с ней об этом поподробнее, но, думаю, ты согласишься с тем, что сейчас срочно и важно решить вопрос с записями альбома арий, а споры о датах сеансов записи «Травиаты» можно отложить, пока то не закончим. Марк Штерн на ходу бросил мне, что каждый день раздается один или даже пара звонков от покупателей, и они интересуются, записывает ли она «Травиату» или нет.
Насчет выбора произведений для каждого города – ее тревожит, что предстоит петь те партии, которые она уже исполняла там раньше (то есть «Медею» в Далласе, «Тоску» в Нью-Йорке, «Травиату» в Далласе или Нью-Йорке, «Норму» в Нью-Йорке и так далее). По ее словам, ей нежелательно, чтобы публика сравнивала ее с ней же самой. Все-таки не слишком здравое суждение – и тем не менее вот так.
Тысяча любезностей,
искренне,
Терезе Д’аддато
Даллас, 10 сентября 1968
Дорогая Тереза!
Через несколько дней я отправляюсь в Нью-Йорк, там пойду на премьеру в Метрополитен 16-го[308]
, вернуться в Париж думаю около 20-21-го. Здесь меня окружало так много добрых друзей, очень старавшихся развлечь меня, что я действительно хорошо отдохнула, если не считать Куэрнаваки. Это в Мексике, там я упала на левый бок, а точнее сказать на левую грудь, и повредила немного межреберный хрящ. Это больно, выздоравливать долго, и лишит меня возможности работать на целый месяц. Терпение.Мне намного лучше. Меня охватывает настоящий ужас при мысли, что, возвратившись в Париж, я снова окажусь во власти темных и мрачных мыслей. Надеюсь, однако, что, преодолев единожды, сумею овладеть собой и дальше. Это было бы и некрасиво по отношению к стольким близким друзьям, так поддержавшим меня в эти трудные минуты. Не хотелось бы, чтобы он [Онассис] звонил мне и сызнова мучил меня. Только этого боюсь. Как он умеет убеждать и разрушать, этот мужчина, несмотря на весь свой талант! Но я должна быть такой же сильной, как прежде, и тогда все выдержу.