Так что молись, чтобы я хорошо спела «Аиду», и я оставлю им еще одну визитную карточку, которая должна их всех поразить! Благодари Бога, мой Титта, Он хранит меня, как никого другого!
Сегодня вечером мы празднуем. Я пригласила дорогих друзей на ужин по случаю твоих именин, мой дорогой и обожаемый супруг перед Богом! Ты не знаешь, как бесконечно я тебя люблю. Если бы я могла отдать жизнь, чтобы выказать хотя бы половину моей любви к тебе, я бы не задумываясь это сделала!
Я тебя обожаю! Я тебя призываю! И умоляю тебя любить меня! Я живу для тебя!
Вечер
После ужина мы много раз чокались за тебя, много говорили о тебе, я запечатываю это длинное письмо, еще раз повторяя тебе: я не могу и не знаю, как тебе сказать, до чего я тебя люблю и что я живу и существую только для тебя! Великий Боже, сколько во мне любви к тебе. Иногда мне кажется, что я теряю сознание, так сильна во мне потребность в тебе и так я хочу тебе это высказать, если не словами, которых я не умею говорить, как мне хотелось бы, то глазами, в которых ты так хорошо умеешь читать. Мой дорогой, представь, уже через 20 дней я буду с тобой, если будет Богу угодно! Дорогой, дорогой, обожаемый мой, ждешь ли ты меня?
Думаешь ли еще обо мне? Желаешь ли меня? Я – просто до смерти!
Твоя, твоя до безумия – твоя, целующая тебя… как ты знаешь, Мария.
Джованни Баттисте Менегини –
Буэнос-Айрес, 3 июля 1949
Мой дорогой Баттиста!
Уже несколько дней я тебе не писала, но сейчас я столько думаю о возвращении, что мне кажется, писать уже ни к чему. Это письмо дойдет до тебя скоро вместе со мной. Если будет Богу угодно, я прилечу 14-го или 15-го утром. Я тебе телеграфирую. Я уже заказала билет на 12-е, и мне забронировали место в 17-часовом самолете до Венеции. Если другой самолет прибудет вовремя и если будут места, я полечу самолетом в 8:30 до Венеции. Так что ты тоже забронируй место на 17-часовой. А если что-то изменится, на утренний.
Знаешь, Титта, я буду очень усталой, ты знаешь, как утомляет меня поезд! Так что я предпочту отдохнуть до 17 часов в Риме, если нам не удастся вылететь утренним и всего за 1 час ¾ самолетом прилететь в мою, нашу Венецию. И оттуда ты займешься программой. Или мы останемся на ночь в Венеции, это будет хорошо, правда? Мне бы очень хотелось провести нашу первую ночь в Венеции. Подумай, любимый, я буду с тобой через 11 дней! Ты ждешь меня?
Зато, может быть, ты найдешь меня немного потолстевшей или такой же! Я много сбросила, но мне было так плохо, что я, чтобы вернуться в форму, ела как волк. Так что, если ты не хочешь, чтобы я скоро стала толстой, как Канилья[94]
, ты не должен позволять мне много есть, только мясо для железа, сырые овощи и т. д.! Горе тебе, если будешь настаивать! Всего 3-4 недели, чтобы я снова стала как раньше. Обещаешь? И никаких десертов!!! Мой Баттиста, я хочу быть красивой для тебя, ты же знаешь!Итак, вчера я наконец спела «Аиду», и это был триумф! Я всех здесь сразила. Публика меня обожает. А Грасси Диас уже говорит о будущем сезоне. «Пуритане» и другие. Бедная Ригаль!
Потом я имела счастье понравиться министру, ответственному за Праздник независимости 9 июля. Для праздничного представления он не хотел второй акт «Нормы» целиком, то есть дуэт и арию Адальжизы и Поллиона, так как тенор был скверный. Вместо этого он просит меня спеть две партии из трех, включенных в концерт. Я начинаю с «Нормы», акт 1, «Каста дива», и на этом заканчиваю. Потом они дают «Фауста», арию с драгоценностями споет аргентинка, Лири! Она не злая. А потом я спою 3-й акт «Турандот». Ригаль не поет, потому что Эвита ее не хочет. Мне везет, правда? Бог всегда вознаграждает тех, кто не делал плохого. Я не делаю ничего, только пою и сижу дома. Я нашла здесь враждебное окружение. Я хорошо спела мою «Норму», и им пришлось признать мою правоту. Мое единственное оружие – пение.
Все мои коллеги, особенно Росси, радовались, что обо мне много не говорят. Потом была «Норма», и так я заставила всех заплатить! Когда я была очень больна, во время представлений «Турандот», ни одна живая душа, кроме Серафина, меня не навестила! Никто даже не позвонил!
Мы должны поставить памятник Серафину. Он меня обожает. И мы обязаны ему всем! Но он нездоров. У него колит. Только не говори веронцам, прошу тебя! Это Виттория мучает его своим поведением! И Раковска, при всей ее доброте у нее столько причуд, что она кого угодно сведет с ума! Как жаль, что этот святой человек Серафин должен так мучиться!
Дорогой, дай бог, чтобы мы были в добром здравии. Я сейчас здорова. Я беспокоюсь, потому что толстею, я этого не хочу. Операция пошла на пользу моему голосу, но из-за нее я набираю вес. И я в ярости!
Мне очень жаль Пиа и Джанни, они этого не заслужили! Я купила меховое манто, не знаю, понравится ли ей. Оно широковато, но она сможет его ушить. Я предпочла купить побольше, а не поменьше, и предпочла купить готовое. Здесь так хорошо шьют. Там (в Италии) нет!