Мария Каллас. Дневники. Письма

А ты, мой дорогой, мой обожаемый, как ты поживаешь? Как твои зубы и все? Дорогой, я редко получаю твои письма, почему? Я тебе надоела? Мне не терпится вернуться, вновь оказаться на своем месте и т. д. Тебе нет? Напиши мне, что ждешь меня и желаешь и т. д. Других новостей у меня нет, и я надеюсь, что смогу уехать 25-го. Мне не терпится. Я забыла, что такое ночь сна. Как я еще держусь, одному Богу известно!

Я целую тебя, ласкаю и обожаю, ты знаешь, как. Надеюсь, что ты здоров.

Твоя навеки и вся твоя Мария.

Джованни Баттисте Менегини – по-итальянски

Мехико 12 июня 1950

Мой дорогой и обожаемый,

несколько дней я тебе не писала, но мне пришлось столько учить «Трубадура», а я неспособна запомнить что бы то ни было здесь, в Мехико, здесь дуреешь, не будем об этом. И в довершение всего у меня обсыпало лицо, как в Риме и еще хуже. И представь себе, что завтра еще одна «Аида». И на всю эту прелесть на коже мне придется наложить черный грим[108]!

Дорогой, я больше не выдержу. Мне не терпится тебя увидеть! Мне кажется, что уже год я тебя не видела. А прошел всего месяц. А ты – ты ждешь меня? Насчет отъезда я еще точно не знаю, будет это 25-го или 29-го. Если будет Богу угодно, 25-го. Но пока остались еще две недели, и я как могу пытаюсь приободриться!

Мама приехала в понедельник, и мы вместе. Ей получше, но, конечно, я очень нервничаю и мучаю ее, бедняжку. У меня сейчас самый тяжелый период в жизни. Короче, нужно запастись терпением.

Дорогой, я улечу прямым рейсом в Мадрид, а там сделаю пересадку на Рим или Милан, какой больше подойдет. Тебе не терпится меня увидеть, Баттиста? Уже много времени мы постоянно в разлуке. Так больше невозможно, правда?

Других новостей у меня нет, вот только еще я похудела, и лицо осунулось. С нервами еще хуже. Костюмы прекрасны. Жаль костюмов для «Пуритан», а для «Трубадура» я еще не примерила, но, думаю, они мне пойдут. Костюмы к «Тоске» были очень красивые.

Но все, что меня интересует, это вернуться на мое место и быть обласканной тобой, так, как ты один это умеешь. Душа моя, ты единственный на свете. Я тебя обожаю.

Мама нежно тебя целует, а я прошу тебя поцеловать твою покрепче. Скажи Джанни, что я его ненавижу. Он даже не написал. Гадкий! Я прощаюсь с тобой и обожаю тебя, целую и обнимаю, крепко прижимаю к сердцу! Думай обо мне!

Твоя Мария.

Эльвире де Идальго – по-итальянски

Рим, 11 октября 1950

Дорогая Мадам!

Всего несколько строк, чтобы поприветствовать вас с большой любовью и сообщить вам грандиозную новость. Я была выбрана Тосканини на леди Макбет Верди, оперу, которой он никогда не дирижировал и от которой отказывался, пока не услышал меня. Итак, после того как я спела для него, он решил это сделать на представлении памяти Верди в Буссето в сентябре 1951-го. Вы довольны?

Этой зимой у меня очень много работы. Сейчас я учу «Турка в Италии» Россини, эта опера исполнялась в последний раз в 1875-м или 45-м, не помню. Очень легкая вещица, в которой я буду мила и надеюсь ошеломить публику. Думаю, это будет транслироваться 19 октября из Рима. Потом у меня «Парсифаль» на радио 21 ноября. Потом в декабре будет транслироваться по радио «Манон Леско». Я сообщу вам точную дату. Потом я еду в Неаполь на открытие сезона с «Доном Карлосом» и возвращаюсь с ним же в Рим, а потом снова в Неаполь с «Трубадуром». Затем будет «Норма» в Палермо 8 февраля, а март я проведу в Риме с «Трубадуром» и, кажется, «Осадой Коринфа» Россини. Насчет «Травиаты» я еще ничего не знаю. Терпение!

А вы как поживаете? Представьте себе, Каломирис[109] слушал мою «Аиду» в Риме и почти обезумел. Он во что бы то ни стало хотел, чтобы я приехала (в Афины)! Как бы я могла? У меня нет ни дня отдыха, так что это невозможно, еще и потому, что Тосканини хочет работать со мной над оперой («Макбет») в декабре. Напишите мне, скажите, довольны ли вы мной.

Я поссорилась с матерью. Она написала письмо с оскорблениями, и у меня случился нервный срыв на глазах у Баттисты, так что он отдал письмо перевести и не мог опомниться. Ну вот, он написал ей, чтобы она прекратила нападки, иначе мы порвем отношения, и она больше не будет получать от нас денег. Знаете, это, вероятно, моя сестра напела ей в уши. Представляете себе? Она говорит маме, что я купаюсь в деньгах, а они живут в нищете, и это несправедливо! Каково рассуждение! Вам так не кажется? Ладно, неважно.

Напишите мне поскорее, моя дорогая, сюда, в отель «Квиринале» – Рим.

Целую вас нежно и много раз.

Ваша Мария.

От Баттисты Менегини Евангелии Калогеропулу – по-итальянски

Верона, 28 сентября 1950

Любезная сударыня и дорогая мама!

Я, к сожалению, заметил, и уже давно, что Мария, получая письма из дома, приходит в крайнее возбуждение и нервозность, и, чтобы избежать столь неприятного и, более того, разрушительного положения вещей, я попросил одного надежного человека перевести мне последнее письмо, которое вы ей прислали.