Мария Каллас. Дневники. Письма

Что до моей сестры, я старалась как могла, но это лишь стоило мне оскорблений, так что к черту все это. Ей давно пора работать – не из-за денег, но чтобы она проснулась и поняла, что жизнь – это не только любовь, слезы и приятные моменты. Я тебе объясню, когда мы увидимся, только тогда ты поймешь. Все, Леон, хотели бы жить не работая. Ты, наверно, тоже, но жизнь не такова. Я также думаю, что ее мозг проснулся бы, если бы она употребляла свое время с большей пользой. Что скажешь?

Что до моей матери, я дала ей все, что могла, в этом году. В конце концов, у нее тоже есть муж. Если бы она не тратила все свои деньги на путешествия, может быть, больше бы оставалось на жизнь. Помнишь, как 4 года назад она приказала мне дать ей $750 – у меня не было ни гроша, но я одолжила их у тебя, ты помнишь, – и все это, чтобы выслушивать ее жалобы, как она страдает, и то, и сё!

В конце концов, давно пора каждому взять свою жизнь в руки, как я взяла мою. Никто кроме тебя, дорогой Леон, мне не помогал и не придавал мужества тогда, и я этого никогда не забуду. Не забуду и того, как, когда мне надо было выполнить мой контракт в Вероне, у меня не было денег, чтобы уехать, не будь рядом тебя, мой дорогой. И у меня не было не только этих $70 в кармане, но и ни единой зимней одежки. Трудно поверить, но это правда. Вся любовь моей матери, разумеется, мало мне помогла. Умоляю тебя, никому об этом, Леон, но мать написала письмо, в котором проклинает меня и т. д., ее обычная манера (так она думает) всего добиваться, говоря также, что она не зря меня родила. Она говорит, что произвела меня на свет, чтобы я помогала ей в нужде. Эти слова, извини, стоят у меня поперек горла. Это трудно объяснить на бумаге, Леон, когда увидимся, я тебе объясню. Поверь мне, я делала и буду делать все, что могу, для них, но я не позволю им заходить так далеко. Мне надо обеспечить и свое будущее, и я также хочу своего ребенка.

Пожалуйста, люби меня и верь в меня, мы с тобой так похожи. Я никогда тебя не забуду и не забуду, каким понимающим ты был со мной. И, Леон, я желаю тебе всего наилучшего с Салли, и, пожалуйста, пишите мне оба, потому что я люблю вас всей душой.

Наилучшие пожелания от моего мужа вам обоим, а я целую тебя, и Салли тоже, очень, очень крепко. Пиши мне, пожалуйста.

Мария.

1951

Эльвире де Идальго – по-итальянски

Не датировано (предположительно 15 января 1951)

Дражайшая Донна Эльвира!

Пишу вам после моей очень долгой и глупой болезни и триумфа, какого не могла вообразить, «Травиаты» во Флоренции.

Итак, с самого начала, вы помните, как прошлым летом я жаловалась на тошноту, головные боли и т. д.? Это было не что иное, как желчь. Так что к 20 ноября я буквально свалилась с желтухой, что стоило мне открытия сезона в Неаполе с «Доном Карлосом» и потом с ним же в Риме. К счастью, я выздоровела вовремя к «Травиате» во Флоренции с Серафином, разумеется, подготовленной за шесть дней! Вы мне поверите, если я скажу вам, что не знала, с чего начать! Конечно, сегодня я пожинаю плоды неустанной работы с детства. Вы помните, не правда ли? Ну вот, могу вам сказать, что никогда не испытывала такого удовлетворения. Публика была в экстазе после первого акта, то есть после ми-бемоль[112], а после «Amami Alfredo»[113] они во что бы то ни стало требовали бис, но я, разумеется, не уступила. Уверяю вас, мадам, что люди плакали. Сама бы никогда не поверила, если бы их не видела. Рабочие сцены, дирижеры, хористы и люди, подбежавшие ко мне за кулисами (незнакомые). Это так трогает, когда люди плачут, и столько доброты от всех. Представьте себе, что оркестр прислал мне корзину роз, а в довершение Флора и Гренвиль[114] тоже прислали мне цветы, а также директор Оперы и мэр. Сегодня вечером я на ужине, который дает мэр в мою честь. Здесь все маркизы, графини и т. д., почти все у моих ног! Бог добр ко мне. А вы – вы мной довольны?

Потом, 20 января, я уеду в Неаполь с «Трубадуром». Я веду переговоры с Метрополитеном на будущую зиму. Там будет видно. А пока я бы хотела попросить вас об услуге. Я хотела попросить вас об этом раньше, когда вы были со мной в Вероне, но у меня не хватило духу. А теперь я чувствую себя достойной этой услуги. Я бы хотела ваши сценические украшения[115]. Это больше моральное удовлетворение, чем что-либо другое. Я буду полна гордости и умения, если буду иметь при себе и носить на сцене в операх украшения самой Идальго! Не думаете ли вы, что я единственная могу их унаследовать? Разве я не на высоте этого дара? Если вы этого не хотите по какой бы то ни было причине, скажите мне откровенно, я ни в коем случае не обижусь. Это только значило бы для меня ваше полное одобрение и удовлетворение вашей Марией.

Я пришлю вам мои фотографии для ваших учеников, как только получу их из Мехико[116].

Прошу вас, пишите мне и гордитесь Марией.

По поводу Мордо[117], я ему напишу. Все, что смогу сделать, охотно сделаю. Если вы хотите, чтобы я представила его Феррони и Лидуино[118], я жду от него вестей немедленно.