Мария Каллас. Дневники. Письма

VI. Я хотела бы знать, почему, когда этот человек был в Италии год спустя, он не повидался со мной (я узнала об этом от тенора Гальяно Мазини, который может свидетельствовать – все могут, но, разумеется, не в Чикаго!). Я обвиняю его в том, что он бросил меня на произвол судьбы без гроша и с долгом около $1000, которые мне пришлось занять у моего крестного в Н.-Й., Леонидаса Ланцзуниса из ортопедической больницы Н.-Й. (спасибо ему, иначе я не смогла бы оплатить билет до Вероны, чтобы выполнить тамошний контракт!). Этот человек взял мой чек, чтобы обналичить его в банке и купить мне билет на пароход, он наплел мне, что у него есть связи и я получу большую скидку. Этих денег я больше не видела. Я даже не знаю, сколько стоил билет (уверена, что очень мало, так как он купил билеты для меня, и своей жены, и еще четырех женщин в одну каюту на русском пароходе SS «Россия», где было ужасно и я чуть не умерла с голоду. Мы все ели одну картошку с маслом и еще какое-то гнилье. Он обещал прислать мне мои деньги немедленно! Я их так и не увидела. Я застряла в Италии, имея всего $50, которые дал мне отец. Господь послал мне мужа, но на тот момент он был только другом, и я не могла просить денег, тем более у любимого мужчины. Я знаю, я была глупа, что верила и доверяла Багарози, но я была молода, и, думаю, мне было жаль его, ведь он был совершенным банкротом после этого сезона в Чикаго, банкротом до такой степени, что я часто делала для него покупки, а его жена обещала мне все возместить. Я не люблю рассказывать такие вещи, но это правда. Я даже толком не подсчитывала, сколько этот тип мне должен. Сегодня для меня это, конечно, небольшие деньги, но тогда они были мне очень нужны! Я хочу, чтобы суд знал, что, если бы я была должна хоть один цент этому человеку, я бы его ему отдала, но это он до сих пор должен мне деньги, не странно ли, что он требует с меня то, что должен! Я обвиняю его также в том, что он продал якобы текущий контракт третьему лицу. Как это может быть позволено? Я взываю к суду во имя правосудия. Я подверглась нападкам со стороны шерифов графства, это гнусно и неслыханно. Будучи американкой, я тоже имею право на уважение, особенно в моей частной жизни. В первый раз, в 1954 году, в мою комнату вторглись и обыскали ее неслыханным образом. Я не преступница. У меня честное имя. Я уважаю людей и требую уважения к себе, и, повторяю, будучи американкой, я не заслужила такого обращения. Я обвиняю Багарози в умысле с целью запугать меня и заставить заплатить. Этот человек не отдавал себе отчета, что я несла полную ответственность за сезон в Чикаго 54/55 и могла потерять голос от шока и нервной депрессии. Что бы было тогда? Сотни тысяч долларов, выброшенные на ветер, потому что в некоторых операх меня нельзя заменить, и публика покупает билеты на мои спектакли, а иначе требует деньги назад. В последний вечер в этом втором году я предоставила чикагской Опере дополнительный спектакль бесплатно, что означало, что я задержусь на 3 дня и отложу мой отъезд к открытию сезона в Ла Скала. Когда еще не отзвучали аплодисменты, ко мне подошли двое мужчин в пальто и шляпах – я была еще за занавесом на сцене – и протянули мне конверт, сказав следующие слова: «Окей, вот, возьмите это!» Все это казалось очень подозрительным, ни один поклонник не придет за занавес в шляпе и не скажет таких странных слов. Не зная, что это, я, разумеется, инстинктивно не притронулась к бумаге, но мне, конечно, и в голову бы не пришло, что такое может случиться. Это как если бы адвокату в разгар защитительной речи в суде невесть откуда взявшийся помощник шерифа вдруг протянул повестку или хирурга в разгар операции прервал шериф, протянувший повестку! Это неслыханно! У меня в голове не укладывается, почему после 3 с лишним недель в Чикаго меня вызывают в суд в последнюю минуту (мой самолет вылетал в 8 часов утра) на сцене за занавесом. В газетах писали, что я сбежала. Это ложь. Авиакомпании могут это засвидетельствовать. Я уже отложила мой отъезд с 15-го на 18-е. Шериф – или его помощник, неважно, как его называть, – увидел, что я отказываюсь прикасаться к этим бумагам, и тогда он и остальные – их было 10 человек – схватили меня, и даже расцарапали, и бросили на меня эти бумаги. Мои коллеги, видя, как эти люди пытаются меня побить, разумеется, вступились за меня и отвели в мою уборную. Конечно, я была вне себя и кричала, да, кричала – а кто бы не кричал после тяжелого спектакля, забравшего все эмоции, и овации доброй чикагской публики? Я кричала, чтобы позвали полицию и чтобы защитили меня. Кто бы не испугался, когда столько мужчин вцепляются в вас и швыряют что-то вам в лицо? Потом я узнала, что это была повестка в суд.