Читаем Марина из Алого Рога полностью

Дина закусила слегка свою нижнюю губу, повела на него избока взглядомъ и спросила только:

— Вы находите?

Онъ тревожно взглянулъ на нее, — чмъ-то подозрительнымъ отдался въ его ух этотъ простой, короткій вопросъ.

— Бьетъ-съ въ глаза! какъ бы очень сожаля объ этомъ, умильно взглянулъ онъ на нее:- у насъ среднихъ людей вовсе нтъ, обратился онъ къ графу, — и вслдствіе сего страшнйшій провалъ, какъ вы отлично изволили выразиться, между стихійною народною массой и высшеобразованными людьми, которые, въ свою очередь, вслдствіе избытка предложенія и бдности спроса, не находятъ соотвтствующихъ своему образованію занятій-съ.

— А вы находите, что у насъ слишкомъ много образованныхъ людей? прервалъ его вдругъ чей-то, раздавшійся за ними, рзкій по звуку и по выраженію голосъ.

Вс обернулись.

— Это пріятель мой, князь ІІужбольскій, не могъ не засмяться графъ, и вопросительно вмст съ тмъ взглянулъ на "педагога": а тебя, же, молъ какъ назвать?

— Левіаановъ, Евпсихій Дороеичъ, представился тотъ:- имя не совсмъ обычное, началъ было онъ съ нсколько кислою усмшкой…

— Вотъ вы сейчасъ про провалъ говорили, не далъ ему досказать Пужбольскій, обращаясь къ нему, словно они вкъ были знакомы и сто разъ уже спорили объ этомъ предмет,- а чмъ вы, позвольте васъ спросить… comment le comblerez-vous… какъ вы его закидать будете, этотъ оврагъ?

— Да вотъ-съ уже одно изъ ближайшихъ къ тому средствъ, — образовательное заведеніе, какое предполагаетъ графъ, отвчалъ учитель, спрашивая себя въ то же время: это еще что за новое чучело?

— Въ самомъ дл! завизжалъ пламенный и раздраженный въ эту минуту противъ всего свта князь: — а вотъ въ его мысли — онъ кивнулъ на Завалевскаго, — его заведеніе должно готовить энтузіастовъ, борцовъ за русскую правду, за русскій идеалъ… И если это должно осуществиться, знаете ли противъ кого итти, кто Юліаны Отступники, съ кмъ придется воевать на смерть этимъ его будущимъ борцамъ?… Это вотъ тотъ самый "избытокъ" soi-disant образованныхъ у насъ людей.

Княгиня Солнцева какимъ-то мимолетнымъ ироническимъ взглядомъ покосилась на Пужбольскаго.

— Вы совершенно правы, замтилъ ему, подлаживаясь подъ этотъ взглядъ, Левіаановъ, — если мы подъ "образованными нашими людьми" будемъ разумть исключительно какихъ-то отъявленныхъ Базаровыхъ.

— Отъявленныхъ! повторилъ князь:- mais je vous demande mille pardons, почтеннйшій Левіаанъ Дороеичъ! немилосердно коверкалъ онъ въ пылу негодованія… Наши Базаровы давно перестали лягушекъ рзать и на половину сидятъ теперь въ звздахъ и толстыхъ эполетахъ… Такъ какіе же у насъ "отъявленные", — у насъ теперь одни благонамренные Базаровы остались, mon tr`es-cher Дороей Левіаановичъ!… И вы себ представьте теперь, какъ легко независимому мннію выступать съ ними въ бой, на публичную арену!… Съ одной стороны — Базаровъ въ звздахъ, который, если посмешь сомнваться въ его благонадежности, потребуетъ, чтобы теб административнымъ порядкомъ глотку зажимали; съ другой — вся орда Базаровыхъ безъ звздъ, которая во вс водосточныя трубы свои начинаетъ поливать гражданскія слезы и во вс свои вороньи горла каркать, что ты мерзостнйшій "обскурантъ, врагъ реформъ, газета "Всть", донощикъ и шпіонъ, — excusez du peu!… А судьею надъ тобой сидитъ полишинель qu'on nomme le "русское общественное мнніе", и чешетъ себ въ затылк: ишь ты, говоритъ, я было думалъ того… что оно ничего, хорошо даже, а по либеральному-то выходитъ, что это доносъ… Ну, такъ распинай!…

Пужбольскій на этомъ слов поперхнулся и раскашлялся на весь садъ. Завалевскій разсмялся. Княгиня усмхалась прежнею, загадочною своею улыбкой. Левіаанову начинало какъ-то казаться, что относительно чаемаго имъ успха бабушка еще надвое сказала, что онъ до сихъ поръ даже не видлъ ясно, за что можно было бы ему крпко уцпиться.

Онъ пустилъ на на-банкъ:

— Я это главнымъ образомъ отношу-съ, сказалъ онъ, — къ тому прискорбному обстоятельству, что, при совершившемся у насъ общемъ переустройств, высшее, независимое сословіе лишилось, вмст съ главенствомъ своимъ и прямымъ вліяніемъ на народныя массы, и подобающаго ему значенія въ государственныхъ сферахъ.

— А-а! протянула вдругъ княгиня, — вы за аристократическій принципъ?…

Левіаанова даже передернуло.

— Да что же съ этимъ прикажете длать, поворотилъ онъ на шутливый тонъ, — когда фактъ таковъ, что овцы видимо безъ пастырей остались!

— И имъ вотчинная полиція нужна? огорошилъ его вопросомъ Пужбольскій.

— Да… хоть бы такъ?…

— А пастырямъ право розогъ?

Левіаановъ усиленно захихикалъ:

— Что же-съ… Въ Англіи скутъ вдь…

— И больно! подтвердилъ князь. — А вамъ англійское государственное устройство и исторія его извстны?

— Ну, конечно!…

— Вы въ Англіи бывали?

— Къ сожалнію, нтъ…

— Гнейста читали?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза