Читаем Марина Цветаева — Борис Бессарабов. Хроника 1921 года в документах. Дневники Ольги Бессарабовой. 1916—1925 полностью

Солнечный денек. Петухи распевают. Пойду сейчас с Вавочкой в поле, где уже собрана рожь в снопы и стоячие головастые ряды. А вечером в свое поле на работу с Михаилом Владимировичем.

Вчера, в субботу, несмотря на проливной, почти уже осенний дождь, я была у всенощной в Красюковской маленькой нашей церкви. Молились о добром духе, нашего дома (Вавочка, и Варвара Федоровна, и я.)

Валечка, хоть меня и называет язычницей, которая не отличает добра от зла, но как же не видят они, эти христиане, эти люди, духовно конечно же старшие, лучшие, чем я; как они не видят, как священен быт, священна радость жизни, священна скорбь, боль, смерть и свет, и тьма, и этот, и иной мир, и все не только небесное, но и земное! И все, что есть на свете, и чего нет…

Варвара Федоровна была нездорова. И с тех пор, да нет, раньше — вот, пожалуй, со времени твоего приезда сюда, в дом наш вошел «Благословенный гость». Не его ли я ждала, и ждут все? (Ангела кроткого, тихого, мудрого.) Божья рука уже прикоснулась к нашему срывающемуся, трудному, ключевому, совсем не такому, как надо — житью-бытью. Теперь я уже не боюсь за Вавочку и молю Бога помочь и мне с Варварой Федоровной.

Вчера в церкви ко мне пришел дар молитвы — я и не знала раньше, что это такое. Это так не по заслугам, а по милости дается. А когда стала выходить из церкви, увидела рядом с Ми-хайлом Владимировичем Флоренского. И опустилась на колени в сторонке, и ничего не думала, ничего не хотела, просто затихла и не оглядывалась, пока они не ушли. Это я знала так просто, не оглянувшись. И не ошиблась. И пошла домой.

Вавочка лежала на моей кушетке с Громобоем, нашим котом. Он чужой, но обедает у нас и всех мышей прогнал. Я подошла к столу и, увидев на окне новые цветы, сказала:

— Папоротник с красной бузиной! (красиво).

А Вавочка поправила легкой своей рукой свои волосы и медленно, плавно, продолжила — как бы отвечая:

Папоротник с красной бузиной.Незабудок бирюзовый рой.На кушетке черный с белым кот.На лежанке керосинка скалит рот.     Три белеют зайца на ковре…     А вверху, в воздушной синеве     Светится Ильинского «Весна».     Белый сумрак. Вечер. Тишина.

Мне показалось, что остановилось время, остановилось и мое сердце — во время рождения этого легкого наброска этого самого момента.

(Это было 4 августа)


Эта шутка, импровизация — стихи возникли мгновенно, целиком, без поправок. Было тихое же ощущение почти чуда, (тайна творческого потока), как было в юности в Воронеже, когда я увидела своими глазами, как раскрывались бутоны белых лилий. «Кринум райского прозябания» — такое странное название этих лилий. Я и мама затихли на полуслове и не пошевелились, пока не раскрылись при нас все белые лилии.


13 августа

Как быстро бегут дни, и все какие-то очередные, норовят все «в первую очередь».

Вот сейчас только вернулась с поля, возим в Олсуфьевский сарай огромные золотые возы ржи, связанной в снопы. Уже ночь. После деятельного и людного дня и поля глаза смыкаются, и света не вижу.

7 августа родился у Натальи Дмитриевны сын Сергей. Все прошло очень быстро и хорошо. Сегодня я была у Натальи Дмитриевны в больнице и видела это — Боже, какое маленькое дитя. Уже улыбается.

Ой, не могу… кажется, уже сплю. Все какие-то волшебные, прекрасные страны вижу во сне и уже сейчас знаю, что, как только засну, там буду. И еще знаю, вся-вся до капельки — это и есть волшебная страна, вот эта самая жизнь: с солнцем, полем, со скорбью, болью, любовью и радостью вокруг; со старостью, молодостью, с рождениями и смертью, явью и сном. Господи, Господи, Господи, как я рада жизни, мне нравится даже просто дышать!


17 августа. Сергиев Посад — Екатеринбург

В.Г. Мирович — В. Затеплинской

Флоренский написал что-то полугеометрическое, полуфилософическое, где отвергает канто-лапласовскую систему мироздания и утверждает библейскую: Земля — спутник Солнца (может быть, это Ваал?), а дальше эмпиреи и те звезды, о которых говорит астрономия — научные выдумки.

Это и есть эмпиреи, а может быть, души блаженных — так мне приснилось некогда, и я была очень взволнована сном.

(Так Вавочка изложила одну из работ Флоренского, затрагивающую теорию относительности Эйнштейна.)


9-19 августа. Преображение

Через три часа будет крещение Сергия, будет крестить Флоренский. Вавочка и Михаил Владимирович у ранней обедни в Черниговском скиту.

11 часов утра. Кончила обед, печку, полы, глаженье и всякую уборку у себя, у Варвары Федоровны, у Вавочки. Пойду за цветами и ветками для украшения чертогов маленького Сергия.

Умер старец Анатолий Оптинский[577]. Сергей Павлович — на его похоронах и не будет при крещении Сергеюшки, его заменит Павлик Г.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное