Марина Цветаева — Борис Бессарабов. Хроника 1921 года в документах. Дневники Ольги Бессарабовой. 1916—1925

Он не выше высокого роста, но от широких ли плеч или от манеры держаться кажется великаном. Он очень красив, очень русский, очень барин, — из тех русских европейцев, которые по своему положению, роду и одаренности от Европы взяли все, что им нравится, самое лучшее, не потеряв самобытности и всех возможностей русского барина, да еще художника. Ему все можно. Он прежде всего художник, и от этого — все остальное.

Сыну его Адриану 16 лет[580]. Жена его — живая, с красивым голосом, легкая, без возраста — менее заметна, чем муж, но может быть, главнее его, еще не знаю. Она племянница В. Серова, тетка Марии Владимировны Фаворской и ее сестры Елены Владимировны Дервиз[581]. (Елена Владимировна — тихая, красивая девушка, обаятельная и скромная.)

Дети, молодые и старые женщины и мужчины влюбляются в него, и, вероятно, никому нет охоты ревновать — по всему небу, по всей земле грохочет солнечный Ярила. Говорят, что на него иногда находит хандра, прострация, он тогда лежит, спит по целым неделям, и никто не подходи.

Первый раз я увидела его в церкви. Он зашел, вероятно, по дороге на базар, поставил свечу на канон и ушел. И даже старушки-богаделки и нищенки оглянулись на него все, как по команде. Он как-то необычайно красив, не как просто человек, а как явление (6 августа 1922 года).

Слова, вещи, люди — даже самые скучные — все оживает, загорается, искрится, легко дышит при его появлении, от его внимания. Он очень прост и свободен, и ни тени, ни намека на грубость, самомнительную назойливость, на что-либо такое, что как-нибудь можно бы задеть, покоробить. Ну, как солнце светит, как лес шумит — Ярило.

Для Павла Александровича Флоренского устроен был кукольный спектакль петрушек на склоне плавного холма — луга в соседнем саду. Балаганчик устроили между двух березок (в начале березовой аллеи, ведущей на холм).

Вавочка и Таня моя оповестили красюковских детей, собрались и «и свои знакомые» — оказалось, в общем, более ста человек, были и случайные зрители, дачники. Как-то очутилась здесь же и бывшая миллионерша Маргарита Морозова[582] с американцем-туристом, и перс Альджи с семьей, и молодые люди с тросточкой, и туземцы с Красюковки.

Ефимовы будут читать лекции об искусстве, об играх, об игрушке в нашем Педагогическом Институте. Дошкольное мое отделение устроило себе лишний год учения («практический и общеобразовательный»). Вавочка, заведующая дошкольным отделением, делает все, что доступно и возможно, чтобы хоть немного оформить и обтесать свою дошкольную паству. Случайно или не случайно — состав учащихся дошкольниц культурнее других, внешкольники что-то очень ура-разбитные, а школьники, как безрогие коровы, и почти все в очках.

С полей наших уже убрали рожь, пшеницу, овес и какую-то вику и сено. Что-то устроили для «озими». Лошадь Машку берегут как зеницу ока. Думали, что это конь Васька, а у нее вдруг родился жеребенок, раньше времени. Конь Васька и стал лошадью Машкой. В поле теперь еще целое море картофеля.

«Михаил Владимирович купил козу, а она дает молока не столько, а вот сколько мало, и брыкается, и бодается, и сено ест». Так рассказала мне о козе Вавочка.

Софья Владимировна подарила мне перламутровую иконку на шею, из Палестины. На одной стороне Христос, на другой — Богоматерь. Ношу на черном шнурке.

Вавочка все нездорова. Подагра, ноги болят, бессонница, нервы, усталость.

Сергеюшка — обожаемый деспот всех окружающих, что-то будет из этого человечка. Уже три поэта написали и пишут стихи о нем, ему, вокруг него. Вавочка подарила Наталье Дмитриевне тетрадь для дневника о Сергеюшке, и ведется летопись по часам и дням, стихами и прозой.

13 сентября. Москва

Боря блистательно ликвидировал дела в Москве. Все мои и его друзья рады за него (и за меня). Все долги заплачены. Невеста его, Наташа, до рождества будет жить у меня в Сергиеве. Отдохнет и отдышится от всех эпопей этих лет.

От Коли пришла посылка. Она даст мне и Вавочке возможность сделать самые необходимые одежды, может быть, даже и калоши, и рубашки. И она, и я катастрофически нуждаемся в этом. И еще она дает возможность не принимать помощь от Михаила Владимировича и Натальи Дмитриевны — они сами едва держатся. И стол наш сразу станет «невероятным».

Иван Васильевич устроен Борей в келье бывшего Девичьего монастыря в Воронеже. Боря заботится о нем, получаю от него хвалебные письма о Боре.

15 сентября

Утром завтра опять еду в Москву за посылкой от Коли. Может быть, застану Борю в Москве.

Он был у меня. Я ездила с ним в Москву встретиться с его невестой. Была в Третьяковской галерее. Был день ангела Александра Викторовича. Я подарила ему сноп белых астр. Был у него один философ, странный такой гномик-старичок. Он прочел нам доклад свой «О музыке сфер» Пифагора. И свой гимн солнцу, свету. Почти уродиком показался он мне в первый момент, а потом — во время доклада и гимна — прекрасным, единственным в мире. Ни о чем на свете, и ни о ком в жизни не помнила, пока слушала его.