Письмо В.В. Розанова к дочери. Жаль, что нельзя говорить о нем. Таня просила, — неудобно и записать, значит. Рукописи, письма. Надписи на книгах. Таня подарила мне «Столп и Утверждение Истины» — последние три главы «София», «О Дружбе», «О Ревности» — первый экземпляр (еще не разрезанный).
Вчера, когда Варвара Дмитриевна Розанова просила меня сходить за монахом-священником (Отцом Ипполитом) — вместо доктора («Лечить меня уже не надо. Надо успокоиться, приготовиться»), и я отворила уже дверь, чтобы пойти за ним, — в дверях стоял отец Ипполит, который не был у них месяца четыре.
У Фаворских. Яркий свет закрытых сверху ламп. Владимир Андреевич весь в черном с белым отложным воротом работает с лупой, с чем-то острым и блестящим, и с квадратиками дерева. Делает гравюру. Когда встал приветствовать меня — стал вдруг вне времени. Был странно похож на Дюрера[601]
. Лицо, руки, он красив особенной тонкой красотой. Художник.За другим столом с отдельной лампой, неподалеку от мужа рисует Мария Владимировна морозными узорами сказки «Морозко» и др., графически очень сказочно выходит. Тоже вся в черном, широком и с чем-то большим у ворота. Тихая сосредоточенная и милая.
За третьим столом, в стороне, — Владимир Дмитриевич Дер-виз, отец Марии Владимировны — за толстыми книгами по древней иконописи.
Появился на минуту и исчез (что-то о книгах, о ключах говорил) тихий монах-священник в очках, с умным лбом.
Чтобы не отвлечь их всех от работы, ушла сразу после делового повода своего посещения.
Умерла мать Сергея Павловича Мансурова[602]
. Отец Ипполит через Таню Розанову прислал мне наивную трогательную картинку. Розы в вазе и какой-то микроскопический снимок, по-видимому, с картины Рождения Христа или Богоматери с полулежащей фигурой на ложе и несколькими женщинами. Отец Ипполит — удивительный человек. Он был самым образованным монахом Лавры. Летом жил всегда один в крошечной избушке в лесу, «в пустыньке», жил аскетом, построил много школ в деревнях. Он — художник, у него были прекрасные книги. Ему лет 80, легкий, стройный, серебряный, кроткий. Живет в ужасном темном сыром подвале под Митрополичьими покоями, как почти и все оставшиеся в Лавре монахи. Темная конура-келейка и днем всегда освещена крошечной керосиновой коптилкой. Сам всегда очень опрятный, чистый.У Розановых я увидела его первый раз и говорила с ним не больше 3–4 минут. И на другой же день через Варвару Дмитриевну (Таня пришла за мной, чтобы я зашла к ее матери) подарил мне эту самодельную картинку. Он сам делает такие картиночки и дарит их кому хочет. Меня очень тронул этот подарок — картинка, сберегу его.
Опоздала к обедне в Пятницкую церковь. Опоздал и Флоренский с Васей. Встретила его на дороге, он мне сказал, что церковь так полна, что и на паперть войти нельзя. По упрямству и от огорчения я все-таки пошла. Конечно, пришлось вернуться. И не успев убояться, я вдруг позвонила к Флоренскому. Дверь отворил он, и не успела я сказать что-нибудь, как он быстро и приветливо сказал: «Вот и хорошо». В доме были только дети, Анна Михайловна и бабушка. Живая вода.
О милом брате Владимире, о запутанном брате Борисе, о бесприютном брате Всеволоде, о далеком родном брате Николае и о покинутом отце моем Иоанне, о смятенной душе Варвары и слепой матери ее, о семье Натальи Дмитриевны, о любимой Валерии и о муже ее Викторе, о Фаворских, о Мансуровых, о Флоренских, о Ефимовых, друге моем — Зинаиде, о доме Добровых, об Александре и Александре и о всех людях.
Сергиев Посад.
С поезда из Пустыни — на парастас[603]
, заупокойную всенощную к Мансуровым. Богослужение отца Павла и его хора. У меня гости — Всева, Таня Епифанова, Лева Ванин и Женя Бирукова.Заупокойная литургия в Рождественской церкви. Похороны в Киновии (около Черниговского скита). Вечером — стихи Жени Бируковой и Вавочки.
У Флоренского и Сергея Павловича очень сложные отношения, не личные, а отношение к некоторым религиозным и церковным вопросам. Отец Павел к Мансуровым на панихиду пришел сам, я очень рада.
Вчера девятый день со дня смерти Софьи Васильевны Мансуровой. Была на заупокойной всенощной у них. В эти дни была как-то у нас Мария Федоровна, потом я у нее — днем.