Читаем Марина Цветаева — Борис Бессарабов. Хроника 1921 года в документах. Дневники Ольги Бессарабовой. 1916—1925 полностью

Отец Павел за время стояния тела в доме был у них три раза. Однажды долго и дружно разговаривал с отцом Павлом (Рождеств<енским> свящ<енником>). Сергей Павлович подошел к отцу Павлу в церкви и поблагодарил его за проповедь «О свышнем мире» (я видела их лица, руки). Это то, что их соединяет. А когда Сергей Павлович останавливается на том, что их разделяет, она «всегда стоит» за Сергея Павловича («Защищаю его»). Отец Павел иногда подпускал шпильки Сергею Павловичу, когда они работали вместе в Комиссии по охране Лавры. Когда они серьезно говорят о своем «разном» — это хорошо (не разъединяет их), а когда отец Павел язвит и задевает Сергея Павловича, и очень больно и остроумно, — нехорошо, не так. Если бы они спелись — это имело бы большое значение не только для них, но и вообще. Но надо, чтобы это было по-настоящему, по сути вопроса, а не только через хорошее отношение друг к другу, как у нее и у меня о них, через отношение к ним обоим.

Вечером вчера на именинах Тани Розановой. Пряники Марии Федоровны. Она печет мятные пряники, кто-то пошутил, что и у них-то вид какой-то «святой», — это и правда, они какие-то очень свежие, чистые и формы трогательно маленькой, почти круглые.


27 января. Суббота

Всенощная в Пятницкой церкви. Свете тихий. Хвалите имя Господне. Благословен еси Господи. Слава в вышних Богу.

Мария Федоровна ждала отца Павла. А ее ждал А.Д. Самарин[604], и ей уже нужно было уходить. Мария Федоровна сказала мне «подождите» и невыразимыми, почти неуловимым движением (руки, наклоном головы, ресницами) сказала мне о том, что в церкви отец Павел.


28 января

Вчера на ночь — рубиновая лампадка. Утром обедня. Буря сорвала крест с главного купола Успенского собора в Лавре и часть крыши с Трапезной. Отнесла отцу Ипполиту книги от Варвары Дмитриевны Розановой. Всенощная. Сборы в Москву. Стихи Вавочки.

На душе тяжкий мрак (о Варваре Федоровне, о жизни человечьей).

Если бы мне пришлось подробно рассказать о прошедших праздниках, я смогла бы лучше всего повторить некоторые песнопения и слова из утренних и вечерних церковных служб, и заново пришел бы ко мне праздник Рождества.

Несмотря на гостей из Москвы и суету, на прогулки, стихи, разговоры, заботы и великие события и мелочи дней, я не пропускала, кажется, ни одной службы, и у меня первый раз в жизни получилось полное, ни с чем не сравнимое ощущение праздничного цикла церковных служб, как одного целого, художественно целого (но только больше). И чем чаще и дольше бываю в церкви, тем нужнее и радостнее быть там. Завтра еду в Москву на несколько дней.


Разговор М<ихаила>В<ладимировича> и В<арвары> Гр<игорьевны>:

— Помнишь, когда-то ты называл «Столп и Утверждение Истины» «Столпотворением Истины». А я теперь по некоторым вопросам не считаю его столпотворением Истины.

— Нет. И теперь я считаю его столпотворением Истины. И вообще, у Флоренского Бог — не кроткий Христос, Утешитель, а, если и Христос, так такой, мимо которого — подай Бог — проскочить благополучно с помощью заклинаний, крестов. Недаром он все крестится и крестит, и заклинает.

…Когда на Крещение после молебна отец Павел пошел в другие комнаты, чтобы окропить их, сказал мне, как будто шутя (но серьезно): «Надо за шиворот воды налить». Когда я осталась на минуту одна в комнате, я сделала это. Потом пришли дети и Анна Михайловна и все по очереди налили себе за шиворот воды ложкой. Дети делали это весело, но как маленькие жрецы, колдунята.


Уклонюсь от поездки в Сергиево с Ефимовыми и Флоренским. И от свадьбы Саши Доброва в это воскресенье. Я что-то в угрюмости, исподлобья сейчас. Ничего не хочу, ничего не надо. Отдам кому-нибудь и билеты, не хочу в театр. Побуду лучше вечер с Александром Викторовичем. Он болен. После свадьбы Саши Александра Викторовича зальют в гипс. Прозрачный, легкий, светлый весь.

Часто хожу в церковь, и хочется все больше. Если бы не церковь, я пропала бы. Мне очень тяжко и трудно — о Варваре Федоровне, о папе, о братьях, вообще о жизни.

Пожаловаться мне не на что. Помоги только, Господи, дай силы жить, если обязательно надо жить, пока смерть придет.

Много слышу разговоров о книге Шпенглера «Закат Европы»[605].


3 февраля

Вместо того чтобы ехать к Троице в адовой тесноте холодного ночного поезда — у Ефимовых. Завтра поеду домой и, может быть, вернусь в Москву — к свадьбе Саши. Ал<ександр> Викт<орович> и Шурочка хотят, чтобы в нашествии сорока иноплеменных был «оазис» своих людей. Вчера после целого дня деловой беготни и холода осталась ночевать у Ефимовых.

В доме были — Нина Яковлевна и Адриан… Отовсюду извлекли кипы листков с заметками Ив<ана> Сем<еновича>. С его «комментариями» к ним можно собрать целую книгу — очень своеобразную, в своем роде единственную. Чего только и о чем только нет на этих клочках! Листки дали в мое распоряжение. Я быстро тут же разобрала: 1) деловое, 2) об искусстве, 3) кукольный театр, планы и все, что к нему относится, 4) рисунки, 5) частное, 6) «разговоры» и т. д. (адреса, краткие и чрезвычайно выразительные фразы и много разных вещей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное