Марина Цветаева. Письма 1924-1927

Давайте — серьезно. Дорога дорога́, но окупится жизнью здесь. Вам нужно взять какой-то душевный отпуск — у семьи. Не продышавшись, душа ссыхается, знаю это по себе. Семья ведь — сердце. Сердце разрастается в ущерб души, душе совсем нет места, отсюда естественное желание — умереть: не не быть, а смочь быть. — Так ли это у Вас?

Не соблазняю вас Эйфелевой башней (назойливой), ни даже выставками, всё это все-таки скорей — для глаз и из породы развлечений, то есть несколько презренно. Соблазняю Вас другим воздухом, Вами на свободе, Вами самою же. Это — как основа. Остальное — Версаль, Лувр, Люксембург — очаровательные частности. А вот весна — не частность, а в Париже она чудесная.

Хотите — на Пасху? Давайте всерьез. Вырвите месяц, чудный месяц в воздухе!

_____

Вёрсты и евразийство газеты рвут на куски. Пропитались нами до 2-го №, выходящего на днях. Новая пища. Особенно позорно ведет себя Милюков [1160], но оно и естественно: он бездушен, только голова.

Второй № лучше первого, полу́чите. Есть огромная ценность: Апокалипсис Розанова [1161].

Аля почти с меня, учится дома, очень способна к так наз<ываемым> «гуманитарным» наукам, т.е. не наукам вовсе. Живется ей нелегко, ибо весь день занята Муром. Я как всегда разрываюсь между всеми и тетрадью. На тетрадь мало остается. Пишу II ч<асть> Тезея, — две картины. Мур громадный, очень живой, очень любящий и до ужаса любознательный, т.е. хватает все. Головка вьется. Красивый мальчик.

Говорит только отдельные слова, сло́вом совсем не занят, с него достаточно — понимать. Живость моя, вообще многое мое. 1-го февраля ему будет два года. Из прошлого парижского пальто вырос так, что незаметно очутился в курточке. Радуюсь чешским вещам в корзине.

_____

Простите за бессвязное письмо: утро, тороплюсь. Жду обещанного длинного письма. Опишите Рождество! О Праге думаю с нежностью, мой любимый город после Москвы. И чехи этого никогда не узнают!

Скоро Новый Год, буду думать о Вас и желать для себя — в нем — Вашего приезда.

Целую нежно Вас и Ваших. Скоро напишу еще.

М.Ц.

Напишите — что́ думаете о Пасхе в Bellevue?

Впервые — Письма к Анне Тесковой, 1969. С. 46–47 (с купюрами). СС-6. С. 352–353. Печ. полностью по кн.: Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 52–54.

123-26. Д.Г. Резникову

В случае с В., на который не сразу ответила [1162].

Я не верю, что, зная меня, можно любить другую. Если любит, значит не знает, значит не знала (не могла бы любить).

Короче: человек могущий любить меня, не может любить другую. И — еще более — обратно. Исключительность ведь не только в исключении других, но и в исключенности из других. Меня в других нет.

Можно любить до меня, и после меня, нельзя любить одновременно меня и, ни даже дружить, еще менее — дружить. Этого никогда не было. Доказательство моей правоты — меня МАЛО любили.

Тем, что X не перестает любить свою жену, он мне явно доказывает, что я бы не могла его любить. Предвосхищение достоверности.

Трагическая любовь (я люблю, он нет) — либо незнание меня, либо незнание мое. (Знал бы — любил бы, знала бы — не любила бы.) То есть недоразумение. Недоразумение тоже может быть трагичным.

Другой ее вид (он любит, я нет) также не для меня. Ибо если он любит (не возле, не около, меня в упор, именно меня, здесь обману нет) — я конечно его люблю — кто бы он ни был, каков бы он ни был, то есть: и кто и каков уже определяются этой любовью. Любовь ко мне есть любовь к целому ряду явлений и сама по себе — явление.

Всех не любящих меня (ВСЕГО в одном) я сужу и миную. А если не миную (губы, руки) то все-таки сужу и, уверяю Вас! — не себя (за слабость) какая слабость? Еще одна проба силы — сил.

_____

Вас вчера не было, а я была. Жаль. Хотя бы потому не прекращайте, что почти единственная возможность видеться. Дома у меня по-настоящему нет, есть, но меня в нем нет.

— Как хорошо Вы тогда сказали про С<лони>ма: кукушка. Где кукушка — там и сказка, там и песня, и я в своей долгой дружбе — права. С негодяем дружить нельзя, с кукушкой — можно. Любить даже.

А из сплетен о Вас — волшебное плетево: не у проститутки, а у сороки-воровки (пух, мех, золото, гнездо), — на содержании у сороки-воровки…

Хотите, 30-го, в предпоследний день старого года? Приезжайте к 6 ч<асам> (можно и к 5½ ч<асам>), пораньше поужинаем, поедем в Ваш монпарнасский [1163] (Узнайте программу!) Деньги есть, не заботьтесь

30-е, по-моему, четверг. Во всяком случае — 30-го. Проводим, начерно, год. Не запаздывайте!

До свиданья. Тот ветер еще дует.

МЦ.

27-го декабря 1926 г., понедельник.

Впервые — ВРХД. 1983. № 138. С. 191–192 (публ. В. Лосской). СС-7. С. 97–98. Печ. по СС-7.

124-26. Б.Л. Пастернаку

Bellevue, 31 декабря 1926 г.

Борис!

Умер Райнер Мариа Рильке. Числа не знаю [1164] — дня три назад. Пришли звать на Новый год и, одновременно, сообщили [1165].