Марина Цветаева. Рябина – судьбина горькая

«Историю эту я слышал от Маклярского. Мне её глухо подтвердила через несколько лет Аля. Но быстро перестала об этом говорить. Сразу по приезде Марины Ивановны в Елабугу, вызвал её к себе местный уполномоченный НКВД и предложил „помогать“. Провинциальный чекист рассудил, вероятно, так: женщина приехала из Парижа – значит в Елабуге ей плохо. Раз плохо, к ней будут льнуть недовольные. Начнутся разговоры, которые позволят всегда „выявить врагов“, то есть состряпать дело. А может быть, пришло в Елабугу „дело“ семьи Эфрон с указанием на увязанность её с „органами“. Не знаю.

Рассказывая мне об этом, Миша Маклярский честил хама чекиста из Елабуги, не сумевшего деликатно подойти, изящно завербовать, и следил зорко за моей реакцией…

Ей предложили доносительство»[124].

Не тогда ли возникла мысль покончить со всем одним махом? У Марины была своя планка порядочности…

Целовалась с нищим, с вором, с горбачом,
Со всей каторгой гуляла – нипочём!
Алых губ своих отказом не тружу,
Прокажённый подойди – не откажу!..

Блещут, плещут, хлещут раны – кумачом,

Целоваться я не стану – с палачом!

* * *

Через четыре дня мать и сын переезжают в дом на окраине Елабуги, близ речушки Тоймы, где проживают некие Бродельщиковы. Хозяева – обычные русские люди, неразговорчивые, работящие. Муж – кузнец, жена – домохозяйка. Он младше супруги на пять лет. Когда у хозяйки мужа убили на войне, на ней женился его младший брат.

Квартирантам выделяют половину небольшой комнаты, разделённой перегородкой, не достававшей до потолка. Но Марина не собирается там жить – она стремится уехать в Чистополь и со дня на день ждёт телеграммы от знакомой. Чистопольская прописка давала право на жильё в городе и питание в литфондовской столовой.

Телеграммы всё нет. 24 июня Цветаева сама едет в Чистополь. А там вокруг её кандидатуры литераторы вовсю «ломают копья». Самые активные из «копьеносцев» – Тренёв (лауреат Сталинской премии, автор пьесы «Любовь Яровая») и Асеев[125]. Именно там Цветаеву встретила Лидия Чуковская, оказавшаяся в эвакуации как дочь именитого писателя.

Из воспоминаний Л.К. Чуковской:

«…Лестница. Крутые ступени. Длинный коридор с длинными, чисто выметенными досками пола, пустая раздевалка за перекладиной; в коридор выходят двери – и на одной дощечка: „Парткабинет“. Оттуда – смутный гул голосов. Дверь закрыта.

Прямо напротив, прижавшись к стене и не спуская с двери глаз, вся серая, – Марина Ивановна.

– Вы?! – так и кинулась она ко мне, схватила за руку, но сейчас же отдёрнула свою и снова вросла в прежнее место. – Не уходите! Побудьте со мной!

Может быть, мне следовало всё-таки постучаться в парткабинет? Но я не могла оставить Марину Ивановну.

…Я нырнула под перегородку вешалки и вытащила оттуда единственный стул. Марина Ивановна села… Марина Ивановна подвинулась и потянула меня за свободную руку: сесть. Я села на краешек.

– Сейчас решается моя судьба, – проговорила она. – Если меня откажутся прописать в Чистополе, я умру. Я чувствую, что непременно откажут. Брошусь в Каму…