Марино Фальеро, дож венецианский

Судья верховный, мудрый Бенинтенде,
Прими ответ мой этому синьору,
Пусть грязный Стено знает, что слова
Его могли на миг вложить в меня,
В дочь Лоредано, жалость — и не больше
К таким, как он. Дай бог презренью прочих
Быть столь же кротким! Честь мою ценю я
Дороже сотни жизней, если б их
Прибавили к моей, но не хотела
Одну чужую погубить за то,
Что осквернить нельзя, — за чувство чести,
Которому не мнение других,
Не слава, а оно само награда!
Мне клевета — не более чем ветер
Скале, но есть чувствительнее души,
Увы! для них подобные слова,
Как вихрь для вод; для этих душ бесчестье
И даже тень его страшней, чем гибель
Здесь и за гробом; люди, чей порок
Дрожать перед насмешкою порока;
Кто, устояв пред зовом наслаждений,
Под гнетом горя, вдруг слабеет, если
На имя гордое, на эту башню
Надежд ложится тень; они ревнивей
Орла к высотам светлым… Пусть же все,
Что видим здесь, и чувствуем, и терпим,
Отучит раздраженных негодяев
Тех задевать, кто выше их. Порою
Льва мошкара безумит; рана в пятку
Повергла в смерть храбрейшего из храбрых;
Позор жены повлек паденье Трои;
Позор жены царей изгнал из Рима[56]

;Муж оскорбленный предал Клюзий галлам[57],
Что вслед за тем сломили было Рим;
Бесстыдный жест Калигулу убил[58],
Хотя весь мир сносил его жестокость;
Обида девы маврам отдала
Испанию[59]; две лживых строчки Стено
Здесь каждого десятого сгубили,
Чуть не сгубив Сенат восьмисотлетний,
Тиару с дожа сняли — с головой,
Цепей добавив скорбному народу!
Пусть он гордится, жалкий негодяй,
Как та блудница, сжегшая Персеполь[60],
Такая слава для него как раз!
Но пусть, навязывая нам молитвы,
Не оскорбляет он предсмертный час
Того, кто был, кем бы ни стал, героем!
Добра не ждать из родника такого;
Нам он не нужен ни теперь, ни впредь;
Пусть он живет с самим собою — с бездной
Падения. Прощают человека,
Но не змею. Прощенья нет для Стено
И гнева нет. Такие только жалят,
А высшие страдают — вот закон.
Ужаленный гадюкой, умирая,
Раздавит гада, но без чувства злобы:
Он должен жалить; а иные души
Такие ж гады, как могильный червь!

Дож

(к Бенинтенде)

Синьор! Кончайте то, что мните долгом.

Бенинтенде

Сейчас; но прежде просим догарессу
Покинуть зал: ей будет слишком тяжко
Присутствовать и слушать.

Анджолина

Да, я знаю;
Но все должна я вынести: ведь в этом
Мой долг. И только силою меня
Отторгнут от супруга! Приступайте!
Не бойтесь криков, слез и вздохов; сердце
Разбиться может, но безмолвно; знаю,
Что все перенесу! Читай!

Бенинтенде