Мариус Петипа. В плену у Терпсихоры

Премьера «Раймонды» прошла на сцене Мариинского театра 7 января 1898 года под управлением Дриго. Это был бенефис Пьерины Леньяни (упомянутый обозревателем «Петербургской газеты») — итальянской гастролерши, уже пятый год служившей в петербургской труппе. Ее танец оказался близок русской исполнительской школе, соединяя отточенную технику с музыкальностью и женственностью. Среди танцовщиц, занятых в спектакле, выделялась и Мария Мариусовна Петипа, успешно исполнившая испанский панадерос во втором акте и мазурку с И. Ф. Кшесинским в третьем акте.

Наилучшим образом проявили также себя танцовщики-мужчины. Для П. А. Гердта, постоянного участника балетов М. И. Петипа, роль Абдеррахмана стала одной из вершин в его исполнительской карьере. Обратила на себя внимание на премьере и группа молодых танцовщиков, в которой особо выделялся благородным исполнением роли де Бриена С. Г. Легат. В последнем акте он, Н. Г. Легат, А. А. Горский и Г. Г. Кякшт так изумительно исполнили вариацию четырех танцовщиков, что зрители потребовали от артистов ее повторения! Случай чрезвычайно редкий в истории мужского танца второй половины XIX века.

Премьера имела большой успех, благотворно повлиявший на общественное мнение. Теперь уже вряд ли кто-то сомневался в праве талантливых композиторов писать балетную музыку. Сами артисты поднесли А. К. Глазунову в знак благодарности адрес и венок. Признание М. И. Петипа они выразили, подарив ему золотой венок с надписью: «Великому мастеру-художнику».

Благожелательно откликнулась на спектакль и пресса. Н. М. Безобразов в рецензии о премьере «Раймонды» отмечал художественную ценность нового балета Петипа на музыку Глазунова: «Одно сочетание этих имен уже гарантировало заранее интерес и успех нового балета»[731].

Изменилось отношение к балетной музыке и в композиторской среде. Вместо упреков, звучавших ранее в адрес тех, кто писал для хореографических постановок, теперь к таким опытам стали относиться с интересом и уважением. Вскоре после премьеры «Раймонды» С. И. Танеев[732] записал в дневнике: «Вечер у меня — играли: балет Глазунова (очень хорош!!)…»[733].

И этот голос среди музыкантов оказался отнюдь не единичным. Премьера «Раймонды» привлекла многих композиторов в Мариинский театр. А один из деятелей «Могучей кучки»[734], Ц. А. Кюи, словно оправдываясь за запоздалый интерес к балету, опубликовал в «Новостях и Биржевой газете» статью «„Раймонда“, балет. Музыка г. Глазунова». В ней он утверждал, что «балетную музыку писали не только легкомысленные композиторы танцев, специалисты дела, как, например, у нас Пуньи и Минкус, писали ее охотно и серьезные композиторы, как Чайковский, Рубинштейн, Делиб, Лало, Сен-Санс. Даже у Бетховена есть балет „Прометей“. В этом нет ничего удивительного, потому что балетная музыка представляет много заманчивого. Это почти столь же определенно программная и столь же разнообразная музыка, как и оперная, но не стесняющая композитора текстом, дающая ему большой простор… Не мудрено поэтому, что… и такой крупный, серьезный музыкант, как г. Глазунов, соблазнился написать балет. И, тут же скажу, сделал прекрасно, потому что создал великолепное произведение»[735].

Однако это великолепное произведение, в которое вложили талант и душу композитор и хореограф, для М. И. Петипа стало последним подлинным успехом, подведением итогов его многолетней деятельности во славу русского балета. Хореограф был неразрывно связан с определенной исторической эпохой, выражал ее эстетические вкусы. Благодаря приходу Чайковского и Глазунова в балетный театр она дала замечательный результат. Но эстетика спектакля с бедной драматической интригой, «с развернутым парадом исполнителей, — как пишет В. М. Красовская, — с формальной канонизацией приемов, доведенных до собственного отрицания в откровенном виртуозничестве»[736] доживала свой век. В «Спящей красавице» и «Раймонде» ее поддержала талантливо разработанная Петипа эстетика танца, достигшего необычайной высоты и силы симфонической образности именно благодаря музыке двух великих русских композиторов.

Однако Петипа не сумел совладать с наступавшей эпохой, неумолимо выдвигавшей новые требования. Для него ценность балетной эстетики XIX века была незыблемой, поэтому маститый хореограф и противился новациям.

И в этом противоборстве он вскоре оказался побежденным.

Глава XXVIII. Зеркало треснуло