Мариус Петипа. В плену у Терпсихоры

Здесь Владимир Аркадьевич явно лукавит. Судя по записи в его же дневнике от 19 ноября 1901 года, передающей содержание их беседы с хореографом, не Петипа, а именно он противился этой постановке: «…Я выразил мнение, что недурно бы было ее („Спящую красавицу“. — Н. Ч.-М.) возобновить на будущий год, ибо я мало рассчитываю на балет Корещенко. Тогда Петипа стал жаловаться, что ему не дают ставить в его бенефис нового балета: он выбрал „Саламбо“ — ушел Всеволожский, и „Salambo“ отменили; назначили „Волшебное зеркало“ — ушел Волконский, я хочу отменить. На это я ему ответил, что я не желаю менять, но лишь заявляю, что „Волшебное зеркало“ мне не особенно нравится»[764].

Обвиняя в «возбуждении балетоманов» Мариусом Ивановичем Петипа, директор подчеркивает, что об их стремлении провалить балет было известно задолго до премьеры. Неясным, по его мнению, лишь оставался вопрос, какую форму примет их протест. Отметим, что это свидетельство Теляковского тоже не вполне объективно. За месяц с лишним до премьеры «Петербургская газета» сообщала читателям: «Очень хвалят костюмы к балету, сделанные по эскизу г. Головина. Кроме того, что они отличаются роскошью, в них много вкуса и красоты»[765].

Тем временем М. И. Петипа проводил с артистами репетиции, но работать ему было нелегко: зачастую организационная сторона подготовки спектакля оставляла желать лучшего. То хореографу не предоставляли в нужное время, несмотря на предварительные договоренности, сцену, то с оркестрантами возникала заминка, к тому же задерживалась подготовка декораций и костюмов. Все это вызывало у него раздражение, Мариуса Ивановича постоянно одолевали мысли о сложных отношениях с новым директором; кроме этого, ему казалось, что против него и «этого балета что-то затевается»[766]. В «заговоре», кроме В. А. Теляковского, он обвинял также М. Кшесинскую и А. Головина, вспоминая какие-то прошлые мелкие обиды, нанесенные ему ими.

И все же Петипа неустанно работал, вкладывая душу в новую постановку, премьера которой планировалась в его бенефис. 2 января 1903 года в его дневнике появилась запись: «…репетирую 1 и 2-й акты „Волшебного зеркала“ без декораций. Вечером переписывал афишу моего бенефиса. Устал»[767]. Но чем ближе премьера, тем у хореографа возникало все больше помех. В конце января заболели, как нарочно, исполнительницы ведущих партий — Матильда Кшесинская, Ольга Преображенская и Анна Павлова[768]. 27 января хореограф записал в дневнике: «Заставляю репетировать дублеров вместо больных последний акт „Волшебного зеркала“. Вернулся домой в 4½. В 5 часов заболел. Был два раза доктор»[769]. Удивляться этому не приходится: М. И. Петипа почти 85 лет.

Наконец, 8 февраля утром, прошла генеральная репетиция балета «Волшебное зеркало». И даже в тот день, по мнению Маэстро, «все никуда не годится — все плоско, декорации — просто ужас. Вот несчастье для балета!»[770] Теляковский же, наоборот, доволен. Ему балет понравился. После спектакля он, как пишет Петипа, «пришел похлопать мне со всей труппой. Жал мне руки и говорил: „Замечательный у вас балет“, и наговорил много любезностей». И завершает эту запись фраза, несколько странная для такого, казалось бы, удачного дня: «Я очень устал»[771].

Если же знать все обстоятельства, то признание старого хореографа вовсе не кажется странным. О случившемся на генеральной репетиции вспоминала балерина Л. Егорова: «Помню я… один эпизод, уже под самый конец карьеры Мариуса Ивановича. Репетировали последний балет Петипа „Волшебное зеркало“. В нем фигурировало особого рода зеркало, где находилась ртуть. Вынесли зеркало и поставили его на пол. Петипа сидел напротив дирижера. Вызвали Седову и Егорову. Мы вышли на сцену. В эту минуту раздался треск. Все остановились. Зеркало треснуло, и из него серебряными струйками полилась ртуть. Это произвело на Петипа страшное впечатление»[772].

Обозреватель «Нового времени», присутствовавший на злополучной генеральной репетиции, не преминул подробно рассказать о недавнем происшествии: «Королева взглянула в зеркало, оно возьми да лопни, и по сцене потекла змеевидными ручейками ртуть, обнаружив всю незатейливость театрального волшебства. Танцовщицы танцевали по ртути, разбивая и растирая ее ножками. Наверное, этого никогда ни на одной сцене не бывало»[773].