Мариус Петипа. В плену у Терпсихоры

Журналисты же были иного мнения о появлении в спектакле гномов. Обозреватель «Нового времени» С. Н. Сыромятников, выступавший в печати под псевдонимом Сигма, отмечал через два дня после премьеры балета, что «европеизация» русской сказки не привела ни к чему хорошему: он назвал сюжет спектакля «нелепым чудом» и советовал авторам либретто внимательнее прочитать произведение великого русского поэта: «Пушкин дал народной сказке грациозную прелесть, поднял ее на ступень художественного произведения. Задача заключалась в том, чтобы эту художественную русскую сказку сделать рамкой»[782].

На сцене появлялась испуганная Принцесса, и гномы всячески старались ей помочь. Когда же они уходили на работу, то просили девушку быть осторожной. И не напрасно: как только они удалялись, к хижине приближалась переодетая крестьянкой Королева, узнавшая благодаря волшебному зеркалу, где находилась ее соперница. Она протягивала Принцессе отравленное яблоко и тут же убегала, потеряв платок, как только замечала возвращавшихся гномов. Те же застывали в горестных позах вокруг мертвой Принцессы.

Декорация сцены в лесу, открывавшая третий акт, была признана критиками наиболее удачной. Обозреватель «Московских ведомостей» писал, что здесь «являлся светлый весенний вид. Эта декорация… чудесно написана; удивительно хорошо схвачена весенняя свежесть леса, с его бледно-изумрудной зеленью, как бы пропитанной каплями росы»[783]. И вот появлялся Принц, разыскивающий Принцессу. Тщетные попытки утомили его, он решил отдохнуть под деревом и тут же засыпал. Начинались танцы обитателей небесных сфер: солнечных лучей и звездного дождя. Среди них появлялась в образе Метеора Принцесса, которую Принц безуспешно пытался обнять. Но как только руки их соприкасались, видение исчезало, и Принц пробуждался.

Следующий эпизод вызывал недоумение: Принц залезал на дерево, чтобы, согласно либретто, найти дорогу к замку. Этот трюк, явно антибалетный, вызвал вполне понятное раздражение Александра Бенуа: «Что означает… влезание его [принца. — Н. Ч.-М.] на дерево, с которого он видит вдали, не скалы, среди которых висит гроб принцессы, а… замок ее родителей!»[784] И юноша устремлялся к замку.

Четвертый акт начинался с похоронной процессии, во время которой гномы несли в грот Принцессу в стеклянном гробу. Как только они покидали грот, там начинался «Танец цветов иммортелей» (бессмертников) в исполнении воспитанниц Театрального училища. Б. Нижинская вспоминала, что они были «одеты в туники, словно нимфы, [чем] Петипа был очень недоволен»[785]. Затем в гроте появлялся повелитель гномов, приведший туда Короля, Королеву, Принца, няню… Принц в отчаянии разбивал хрустальный гроб, и это пробуждало Принцессу. Гном, выступая в качестве обвинителя, предъявлял вещественные доказательства преступления — оброненный Королевой платок и отравленное яблоко. После признания няни следовал «страшный гнев Короля… Быстрое умопомешательство Королевы, которая в припадке сумасшествия сама рассказывала то, что она повелела сделать, и затем падала мертвой»[786].

Заключал балет свадебный дивертисмент, проходивший в дворцовой зале. Ее оформление критики оценили по-разному. В. Светлов считал, что «декорации подобны расплывшейся яичнице»[787]. А. Бенуа, напротив, восторгался: «Белый с золотом и просветом на лунный пейзаж зал последнего действия имеет в себе прелесть сочетания лучших народных вышивок и солидную, вкусную простоту старинных аксамитов»[788].

На фоне роскошного зала артисты представляли разнохарактерные танцы: польский, немецкий, швейцарский, тирольский. Кульминацией же стал массовый краковяк на музыку М. Глинки в исполнении 16 ар. Вслед за серией характерных танцев шло традиционное pas de deux влюбленных. Общее впечатление критиков о соло балерины передает обозреватель «Петербургской газеты»: «В танцах г-жи Кшесинской масса всяких технических трудностей. Балерина исполнила их превосходно. Тройные туры, пуанты и т. п. у г-жи Кшесинской безукоризненно хороши»[789].