Читаем Мариус Петипа. В плену у Терпсихоры полностью

Новая его постановка создавалась к бенефису Марии, состоявшемуся 12 апреля 1860 года. Рядом критиков «Голубая георгина» была отнесена к произведениям, родственным по духу творчеству Ф. Тальони. Недаром обозреватель «Северной пчелы» отмечал, что данный балет «очень грациозен и не лишен поэтической идеи, имеющей некоторое сходство с идеею „Сильфиды“. Там действует дочь воздуха, здесь прекрасный цветок олицетворен в виде женщины, и обе они, и Сильфида, и Георгина, гибнут жертвою своей любви». Критик также отметил талант и воображение молодого хореографа, направленные главным образом на создание изящных танцев для героини: «Для нее балетмейстер придумал новые па, аттитюды и позы, которые так и просятся под карандаш художника. Г-жа Петипа сделала в последнее время большие успехи и с честью может занимать первые роли на любой сцене»[339].

Думается, именно таких слов поддержки и ждал автор балета. Он действительно старался создать новые движения и позы, чтобы образ Георгины стал ярким, запоминающимся. В итоге эта постановка выявила недюжинные способности начинающего балетмейстера. Недаром по прошествии пяти лет, при возобновлении балета, рецензент газеты «Голос» отметил, что «„Голубая георгина“ — одно из удачнейших хореографических произведений г. Петипа»[340].

Радовался ли успеху коллеги А. Сен-Леон? Или он считал М. Петипа соперником? Ответов на эти вопросы у нас нет. Ясно лишь одно: при формальном присутствии в дирекции императорских театров Ж.-Ж. Перро здесь было три балетмейстера, фактически же — два. Европейская знаменитость А. Сен-Леон и известный в столице танцовщик, но начинающий балетмейстер М. Петипа. Силы (вернее, восприятие их творчества зрителями и критиками) были неравны, однако между этими творческими людьми началась своеобразная дуэль.

Конечно, они не стрелялись, как это было принято в императорской армии в случае ссоры между офицерами. Соперничество выражалось тонко, интеллигентно. К бенефису К. Розати, намеченному на 24 января 1861 года, А. Сен-Леон подготовил новый «характерный балет» в трех действиях, шести картинах. Это была «Севильская жемчужина» на музыку С. Пинто, Ц. Пуни и неизвестного автора (возможно, самого хореографа).

Строго говоря, спектакль не был совсем уж новинкой: за несколько лет до нынешней премьеры А. Сен-Леон показывал его в Лиссабоне и в Вене. Но в Санкт-Петербурге он был переработан, расширен, приобрел впечатляющий размах.

Тематически «Севильская жемчужина» перекликалась с другой постановкой балетмейстера — «Сальтарелло». В обоих случаях важное место в жизни героев занимал танец. Он был для них не просто ремеслом, но смыслом существования. Поэтому-то романтическая тема любви к искусству подталкивала к торжеству танца. Если в «Сальтарелло», как отмечает искусствовед А. Свешникова, «такой фанатичной преданностью Терпсихоре был одержим придворный танцовщик и балетмейстер, то в „Севильской жемчужине“, действие которой разворачивалось во фламандском городе Харлеме[341], всепоглощающая страсть к танцу пылала в душе цыганки Марикиты. Прозванная Севильской Жемчужиной, она жертвовала своей любовью к губернатору Ван Лоо[342] ради любви к вольной жизни и своему искусству»[343].

Смысловым стержнем «Севильской жемчужины», как и других спектаклей А. Сен-Леона, была балерина. В данном случае — Каролина Розати. И постановщик сделал все для того, чтобы показать ее сильные стороны, затушевывая при этом слабые. По мнению корреспондента журнала «Иллюстрация», Розати «почти не отдалялась от земли…, не делала ни антраша, ни скачков от полу, уступая в этом… многим второклассным танцовщицам», но с ней трудно было соперничать «в пластичности, грациозности поз, живописности каждого движения, быстроте, смелости, роскоши пируэтов»[344].

Принял участие в этом спектакле и Мариус Петипа. Постановщик поручил ему одну из главных партий — «начальника цыганского табора» Фандангеро, брата Севильской Жемчужины. Что же значил этот жест: приглашение к плодотворному сотрудничеству или соперничество на балетмейстерском поприще?

Во всяком случае, премьера балета имела успех, и Мариус Петипа по праву разделил его с постановщиком и другими исполнителями. Рецензент «Северной пчелы», сетуя, что сюжет балета весьма несложен, к его главным достоинствам отнес «разнообразные танцы». Отметил он и «декорации, костюмы, принадлежности — все запечатлено с роскошью, вкусом, изяществом. В конце спектакля спускается блистательный фейерверк…»[345].

Перейти на страницу:

Все книги серии Театральная серия

Польский театр Катастрофы
Польский театр Катастрофы

Трагедия Холокоста была крайне болезненной темой для Польши после Второй мировой войны. Несмотря на известные факты помощи поляков евреям, большинство польского населения, по мнению автора этой книги, занимало позицию «сторонних наблюдателей» Катастрофы. Такой постыдный опыт было трудно осознать современникам войны и их потомкам, которые охотнее мыслили себя в категориях жертв и героев. Усугубляли проблему и цензурные ограничения, введенные властями коммунистической Польши.Книга Гжегожа Низёлека посвящена истории напряженных отношений, которые связывали тему Катастрофы и польский театр. Критическому анализу в ней подвергается игра, идущая как на сцене, так и за ее пределами, — игра памяти и беспамятства, знания и его отсутствия. Автор тщательно исследует проблему «слепоты» театра по отношению к Катастрофе, но еще больше внимания уделяет примерам, когда драматурги и режиссеры хотя бы подспудно касались этой темы. Именно формы иносказательного разговора о Катастрофе, по мнению исследователя, лежат в основе самых выдающихся явлений польского послевоенного театра, в числе которых спектакли Леона Шиллера, Ежи Гротовского, Юзефа Шайны, Эрвина Аксера, Тадеуша Кантора, Анджея Вайды и др.Гжегож Низёлек — заведующий кафедрой театра и драмы на факультете полонистики Ягеллонского университета в Кракове.

Гжегож Низёлек

Искусствоведение / Прочее / Зарубежная литература о культуре и искусстве
Мариус Петипа. В плену у Терпсихоры
Мариус Петипа. В плену у Терпсихоры

Основанная на богатом документальном и критическом материале, книга представляет читателю широкую панораму развития русского балета второй половины XIX века. Автор подробно рассказывает о театральном процессе того времени: как происходило обновление репертуара, кто были ведущими танцовщиками, музыкантами и художниками. В центре повествования — история легендарного Мариуса Петипа. Француз по происхождению, он приехал в молодом возрасте в Россию с целью поступить на службу танцовщиком в дирекцию императорских театров и стал выдающимся хореографом, ключевой фигурой своей культурной эпохи, чье наследие до сих пор занимает важное место в репертуаре многих театров мира.Наталия Дмитриевна Мельник (литературный псевдоним — Наталия Чернышова-Мельник) — журналист, редактор и литературный переводчик, кандидат филологических наук, доцент Санкт-Петербургского государственного института кино и телевидения. Член Союза журналистов Санкт-Петербурга и Ленинградской области. Автор книг о великих князьях Дома Романовых и о знаменитом антрепренере С. П. Дягилеве.

Наталия Дмитриевна Чернышова-Мельник

Искусствоведение
Современный танец в Швейцарии. 1960–2010
Современный танец в Швейцарии. 1960–2010

Как в Швейцарии появился современный танец, как он развивался и достиг признания? Исследовательницы Анн Давье и Анни Сюке побеседовали с представителями нескольких поколений швейцарских танцоров, хореографов и зрителей, проследив все этапы становления современного танца – от школ классического балета до перформансов последних десятилетий. В этой книге мы попадаем в Кьяссо, Цюрих, Женеву, Невшатель, Базель и другие швейцарские города, где знакомимся с разными направлениями современной танцевальной культуры – от классического танца во французской Швейцарии до «аусдрукстанца» в немецкой. Современный танец кардинально изменил консервативную швейцарскую культуру прошлого, и, судя по всему, процесс художественной модернизации продолжает набирать обороты. Анн Давье – искусствовед, директор Ассоциации современного танца (ADC), главный редактор журнала ADC. Анни Сюке – историк танца, независимый исследователь, в прошлом – преподаватель истории и эстетики танца в Школе изящных искусств Женевы и университете Париж VIII.

Анн Давье , Анни Сюке

Культурология

Похожие книги

Певцы и вожди
Певцы и вожди

Владимир Фрумкин – известный музыковед, журналист, ныне проживающий в Вашингтоне, США, еще в советскую эпоху стал исследователем феномена авторской песни и «гитарной поэзии».В первой части своей книги «Певцы и вожди» В. Фрумкин размышляет о взаимоотношении искусства и власти в тоталитарных государствах, о влиянии «официальных» песен на массы.Вторая часть посвящается неподцензурной, свободной песне. Здесь воспоминания о классиках и родоначальниках жанра Александре Галиче и Булате Окуджаве перемежаются с беседами с замечательными российскими бардами: Александром Городницким, Юлием Кимом, Татьяной и Сергеем Никитиными, режиссером Марком Розовским.Книга иллюстрирована редкими фотографиями и документами, а открывает ее предисловие А. Городницкого.В книге использованы фотографии, документы и репродукции работ из архивов автора, И. Каримова, Т. и С. Никитиных, В. Прайса.Помещены фотоработы В. Прайса, И. Каримова, Ю. Лукина, В. Россинского, А. Бойцова, Е. Глазычева, Э. Абрамова, Г. Шакина, А. Стернина, А. Смирнова, Л. Руховца, а также фотографов, чьи фамилии владельцам архива и издательству неизвестны.

Владимир Аронович Фрумкин

Искусствоведение