Читаем Мариус Петипа. В плену у Терпсихоры полностью

Благосклонно было принято и исполнение Марией Петипа главной роли в одноактном балете «Терпсихора», поставленном ее мужем на музыку Ц. Пуни для придворного спектакля, состоявшегося 15 ноября 1861 года в Царскосельском дворце. В роли музы лирической поэзии Эвтерпы выступила молодая оперная певица Жозефина Михайловская[376], а музой танцев, Терпсихорой, стала Мария Петипа. После того как Эвтерпа пропела: «…И Терпсихора живо, с улыбкой на лице, летит, парит игриво через цветы к сестре…», на сцену буквально выпорхнула танцовщица с венками в руке и стала разбрасывать их вокруг. При этом, танцуя, она должна была попадать ногой в середину каждого из венков, что означало, по замыслу хореографа, «порхание над цветами»[377]. Эту роль Мария исполнила так грациозно, непринужденно, что театральные критики окрестили ее Северной Терпсихорой, и это имя надолго закрепилось за ней. Без сомнения, столь успешное выступление перед власть имущими стало для молодой балерины очередной ступенькой вверх по карьерной лестнице.

А 26 ноября состоялся ее бенефис. В этот день Мария Петипа впервые вышла на сцену в роли Маргариты в «Фаусте», поставленном ранее Ж. Перро. Не всем балетоманам нравилось, что столь сложная партия была поручена именно этой танцовщице. Возможно, здесь сказывалась ревность почитателей других балерин. Обозреватель «Северной пчелы», например, высказал свое мнение таким образом: «Отдавая полную справедливость таланту г-жи Петипа, мы тем не менее заметим, что форсировать не следует и вообще нехорошо чересчур утомлять юный, еще развивающийся талант, которому нужно дать время окрепнуть и установиться»[378].

Но, несмотря на сомнения скептиков, бенефис прошел успешно. В паре с мужем, выступавшим в роли Мефистофеля, Мария создала чарующий образ Маргариты, что способствовало неоднократному повторению спектакля. А. Плещеев писал, что г-жа Петипа «танцевала… отчетливо и изящно»[379]. А поэт Дмитрий Минаев[380], описав в поэме «Ад» сцену из балета «Фауст», посвятил следующие строки Марии Петипа:

«…Картонный Ад, ад Роллера в балете,Где бес наряженный выделывает па,Где чертенят, приехавших в карете,По сцене бегает неловкая толпа,И вверх летит по блоку, по веревке,Звезда танцовщиц русских Петипа,В короткой юбочке, в классической шнуровке…»[381].

Все «кирпичики», заложенные в фундамент успеха Марии Петипа, дали отличный результат: при заключении с нею контракта 15 февраля 1862 года дирекция императорских театров увеличила поспектакльные танцовщицы до 35 рублей. К тому же теперь ей полагался четырехмесячный отпуск с сохранением жалованья[382]. Неплохо обстояли дела и у Мариуса Петипа: при очередном возобновлении с артистом контракта 24 марта 1862 года в него также был включен пункт о четырехмесячном отпуске с сохранением жалованья[383].


…Знания о Древнем Египте, о его искусстве Мариус Петипа почерпнул в бытность свою в Берлине, где посетил «Египетский музей и видел гробницы фараонов и настенную живопись, где все фигуры изображены в профиль, потому что тогдашние художники не умели еще изображать людей иначе». Но постановщик понимал, что артистов не следует заставлять танцевать, повернувшись к публике в профиль: ведь «во времена фараонов, да и раньше, люди ходили совершенно так же, как ходим мы»[384]. Готовясь к созданию своего первого большого балета, 44-летний артист искал где только мог изображения древнего искусства. Просматривал периодику, делал вырезки из различных журналов по захватившей его теме.

В погоне за мечтой стать балетмейстером Мариус Петипа, сотрудничая с Сен-Жоржем, опирался, конечно, на литературный источник. Но история, рассказанная Т. Готье, свелась, в общем-то, к пересказу библейской легенды об Иосифе Прекрасном и жене Потифара. Поэтому начинающий постановщик позаимствовал из сюжета новеллы лишь место действия, Египет, и главных героев, изменив их имена: Тагосер стала Аспиччией, а британский путешественник лорд Ивендель — лордом Вильсоном.

Выстраивая структуру трехактного балета, хореограф стремился равномерно распределить большие пантомимные сцены с развернутыми классическими и характерными дивертисментами. Предваряли же их эпизоды, поясняющие действие.

Перейти на страницу:

Все книги серии Театральная серия

Польский театр Катастрофы
Польский театр Катастрофы

Трагедия Холокоста была крайне болезненной темой для Польши после Второй мировой войны. Несмотря на известные факты помощи поляков евреям, большинство польского населения, по мнению автора этой книги, занимало позицию «сторонних наблюдателей» Катастрофы. Такой постыдный опыт было трудно осознать современникам войны и их потомкам, которые охотнее мыслили себя в категориях жертв и героев. Усугубляли проблему и цензурные ограничения, введенные властями коммунистической Польши.Книга Гжегожа Низёлека посвящена истории напряженных отношений, которые связывали тему Катастрофы и польский театр. Критическому анализу в ней подвергается игра, идущая как на сцене, так и за ее пределами, — игра памяти и беспамятства, знания и его отсутствия. Автор тщательно исследует проблему «слепоты» театра по отношению к Катастрофе, но еще больше внимания уделяет примерам, когда драматурги и режиссеры хотя бы подспудно касались этой темы. Именно формы иносказательного разговора о Катастрофе, по мнению исследователя, лежат в основе самых выдающихся явлений польского послевоенного театра, в числе которых спектакли Леона Шиллера, Ежи Гротовского, Юзефа Шайны, Эрвина Аксера, Тадеуша Кантора, Анджея Вайды и др.Гжегож Низёлек — заведующий кафедрой театра и драмы на факультете полонистики Ягеллонского университета в Кракове.

Гжегож Низёлек

Искусствоведение / Прочее / Зарубежная литература о культуре и искусстве
Мариус Петипа. В плену у Терпсихоры
Мариус Петипа. В плену у Терпсихоры

Основанная на богатом документальном и критическом материале, книга представляет читателю широкую панораму развития русского балета второй половины XIX века. Автор подробно рассказывает о театральном процессе того времени: как происходило обновление репертуара, кто были ведущими танцовщиками, музыкантами и художниками. В центре повествования — история легендарного Мариуса Петипа. Француз по происхождению, он приехал в молодом возрасте в Россию с целью поступить на службу танцовщиком в дирекцию императорских театров и стал выдающимся хореографом, ключевой фигурой своей культурной эпохи, чье наследие до сих пор занимает важное место в репертуаре многих театров мира.Наталия Дмитриевна Мельник (литературный псевдоним — Наталия Чернышова-Мельник) — журналист, редактор и литературный переводчик, кандидат филологических наук, доцент Санкт-Петербургского государственного института кино и телевидения. Член Союза журналистов Санкт-Петербурга и Ленинградской области. Автор книг о великих князьях Дома Романовых и о знаменитом антрепренере С. П. Дягилеве.

Наталия Дмитриевна Чернышова-Мельник

Искусствоведение
Современный танец в Швейцарии. 1960–2010
Современный танец в Швейцарии. 1960–2010

Как в Швейцарии появился современный танец, как он развивался и достиг признания? Исследовательницы Анн Давье и Анни Сюке побеседовали с представителями нескольких поколений швейцарских танцоров, хореографов и зрителей, проследив все этапы становления современного танца – от школ классического балета до перформансов последних десятилетий. В этой книге мы попадаем в Кьяссо, Цюрих, Женеву, Невшатель, Базель и другие швейцарские города, где знакомимся с разными направлениями современной танцевальной культуры – от классического танца во французской Швейцарии до «аусдрукстанца» в немецкой. Современный танец кардинально изменил консервативную швейцарскую культуру прошлого, и, судя по всему, процесс художественной модернизации продолжает набирать обороты. Анн Давье – искусствовед, директор Ассоциации современного танца (ADC), главный редактор журнала ADC. Анни Сюке – историк танца, независимый исследователь, в прошлом – преподаватель истории и эстетики танца в Школе изящных искусств Женевы и университете Париж VIII.

Анн Давье , Анни Сюке

Культурология

Похожие книги

Певцы и вожди
Певцы и вожди

Владимир Фрумкин – известный музыковед, журналист, ныне проживающий в Вашингтоне, США, еще в советскую эпоху стал исследователем феномена авторской песни и «гитарной поэзии».В первой части своей книги «Певцы и вожди» В. Фрумкин размышляет о взаимоотношении искусства и власти в тоталитарных государствах, о влиянии «официальных» песен на массы.Вторая часть посвящается неподцензурной, свободной песне. Здесь воспоминания о классиках и родоначальниках жанра Александре Галиче и Булате Окуджаве перемежаются с беседами с замечательными российскими бардами: Александром Городницким, Юлием Кимом, Татьяной и Сергеем Никитиными, режиссером Марком Розовским.Книга иллюстрирована редкими фотографиями и документами, а открывает ее предисловие А. Городницкого.В книге использованы фотографии, документы и репродукции работ из архивов автора, И. Каримова, Т. и С. Никитиных, В. Прайса.Помещены фотоработы В. Прайса, И. Каримова, Ю. Лукина, В. Россинского, А. Бойцова, Е. Глазычева, Э. Абрамова, Г. Шакина, А. Стернина, А. Смирнова, Л. Руховца, а также фотографов, чьи фамилии владельцам архива и издательству неизвестны.

Владимир Аронович Фрумкин

Искусствоведение