Мариус Петипа. В плену у Терпсихоры

23 марта 1862 года А. И. Сабуров докладывал министру: «С разрешения Вашего Сиятельства вступил я в переговоры с танцовщиком Мариусом Петипа относительно постановки балетов, что против ожидания имело выгодный исход. Петипа обязуется до истечения настоящего контракта 24 мая 1863 года в качестве балетмейстера Санкт-Петербургских театров ставить и сочинять балеты по поручению Дирекции…»[409]. Это подтверждает письмо самого М. Петипа, отправленное им в Контору императорских театров: «Поскольку контракт со мной заключен до 24 мая 1863, обязуюсь до истечения оного, сверх иных положенных на меня обязанностей, нести также обязанности балетмейстера Санкт-Петербургского театра и ставить все те танцы и балеты, которые Дирекции угодно будет мне поручить, проявляя при этом все то искреннее старание, которое ей достаточно известно. М. Петипа»[410].

И хотя сумма, предложенная за это балетмейстеру, «1540 рублей серебром в год»[411], была невелика, она обрадовала Петипа. Главное — ему в ближайшей перспективе было обеспечено право на собственные постановки. Отныне он — второй после Сен-Леона балетмейстер «с обязанностью ставить и сочинять балеты по поручению Дирекции»[412]. Так начала сбываться давнишняя мечта Мариуса Петипа официально занять должность балетмейстера.

Улыбалась фортуна и Марии Петипа. В распоряжении от 26 марта 1862 года «на основании Высочайшего повеления» в добавление к полученному содержанию следовало из кабинета его величества «отпускать в Дирекцию равными частями на увеличение жалованья М. С. Петипа (5000 рублей)…»[413]. Так первая крупная постановка Мариуса Петипа — «Дочь фараона» — принесла новую победу его семье.

Глава XVIII. Интрига набирает обороты

Находясь на гребне успеха, Мариус Петипа с легкостью организовал вторые зарубежные гастроли жены. Этому способствовал тот факт, что дирекция Гранд-Опера ангажировала знаменитую русскую балерину на два месяца с гонораром 8 тысяч франков. В мае 1862 года супруги выехали в Париж, взяв с собой маленькую дочь Машу. Девочке не исполнилось еще и пяти лет, но родителям очень хотелось познакомить ее с родственниками и показать столицу Франции — родины отца.

Парижские балетоманы и театральные критики хорошо помнили прошлогодний успех Марии Петипа на главной балетной сцене Европы. Поэтому ее и встретили как желанную гостью. 4 июня она вновь появилась перед публикой в «Парижском рынке», вошедшем к этому времени в репертуар театра. В связи с этим в мастерских Гранд-Опера для спектакля были изготовлены новые декорации и костюмы. Роль Глориетты исполняла молодая танцовщица Мари Вернон, возможно, и покорявшая парижан молодостью и грацией, но не талантом. Недаром критик А. П. Ушаков, увидев ее выступление, резюмировал, что она «старается копировать нашу очаровательную г-жу Петипа, но, несмотря на то что копия недурна, ей, разумеется, далеко до оригинала»[414].

Спустя несколько дней, 20 июня, Мария Петипа исполнила ведущую партию — жены корзинщика Берты в возобновленном балете Ж. Мазилье «Своенравная жена», для которого в Париже также были созданы новые декорации и костюмы. Искусство русской танцовщицы вновь покорило французов; в ее танцах, по признанию одного из парижских репортеров, «смешались славянский каприз и французское остроумие, детская непосредственность и женская грация. И ее руки были столь же искусны, как и ноги, что было редким качеством для Оперы»[415]. Прошлогоднее исполнение Марией Петипа мазурки, которую она танцевала с Феликсом Кшесинским, настолько покорило парижан, что теперь ее Берту так и звали — Мазуркой. Поэтому партнер танцовщицы был ангажирован в Гранд-Опера специально для исполнения этого танца, за что получал по 1800 франков в месяц. Известный критик Поль де Сен-Виктор[416] так описал мазурку в исполнении двух артистов: «Слегка ударяя пяткой о пятку, кавалер провоцирует партнершу на танец, который поначалу кажется варварским, почти диким. Он ходит вызывающе, подкручивая свои усы. Тихо, подобно амазонке, побежденной силой оружия, она подходит к нему и с любовью кладет голову на его плечо. Затем они неожиданно начинают неистовый, бешеный танец, который вызывает ассоциацию с тайным бегством влюбленных через степи»[417].

И вот во время второго парижского триумфа супругов Петипа из Конторы императорских театров на имя Мариуса приходит телеграмма, в которой поставлен вопрос: правда ли, что Мария Сергеевна беременна, и собирается ли она выступать в следующем сезоне? Видимо, кто-то из недоброжелателей или завистников балерины пустил такой слух, чтобы при составлении репертуара передать партии, исполняемые ею, другим танцовщицам. На обеспокоенный запрос дирекции Мариус дал ответ: «Слух ложный, моя жена не беременна и будет служить в будущем сезоне»[418].