Марк Антоний

— Да, разумеется, но речь ведь идет о нашей с тобой дружбе. Ради этого можно сделать послабление в трауре, тем более, что я не сомневаюсь в ее искренности.

— Кстати, я женат.

Октавиан мягко засмеялся.

— Я знаю. Но Фульвия опозорила тебя. Будет логично развестись с ней.

— Чего? Не, Фульвия, конечно, та еще дрянь, но я ее люблю. С этим уже ничего не поделаешь.

— И все-таки, — сказал Октавиан. — Подумай над этим, Антоний. Так было бы лучше для всех.

Тут я услышал какой-то едва заметный шорох, Октавиан, к примеру, не обратил на него никакого внимания. Или сделал вид, что не обращает внимания. В любом случае, я постарался обернуться как можно более незаметно. За широкой старой яблоней притаилась девушка. Я рассчитывал увидеть Октавию, но это была Ливия. Я усмехнулся. О, терзания молодых сердец. Взаимная страсть, охватывавшая Ливию и Октавиана была мне понятна. Более того, то было немногое, что я про Октавиана вообще понимал.

Впрочем, теперь я думаю, может, малышка крутилась там не из-за томления, вызванного любовью, а совсем по другому вопросу.

Я сказал:

— Слушай, твоя сестрица — отличная женщина, выше всяких похвал, но не могу так поступить с Фульвией.

Октавиан посмотрел на меня очень спокойно.

— Ты ведь все это время жил с царицей Египта. Так какая разница, разведена Фульвия или нет, она все равно одна.

— Ну, — сказал я. — Это другое. Мы семья, что бы там ни было. Может, не самая счастливая и точно не самая нормальная, но семья.

Октавиан вздохнул.

— Понимаю, просто не ожидал услышать это от тебя. Такая верность, пусть и не физическая, похвальна.

Я растерялся.

— Ну, — сказал я. — Спасибо. В любом случае, было приятно повидаться с твоей сестрой, и я ей очень благодарен.

В сад выбежали дети, за ними семенила Октавия, такая нелепая, забавная и милая в своем положении.

— Сочувствую ей, кстати говоря.

— Да, — ответил Октавиан. — И я ей сочувствую. Она чудная женщина, но, надеюсь, она не изберет для себя стезю Корнелии, и не останется в одиночестве.

— Уверен, не останется, она такой милый цветок, думаю, тебе останется только выбрать достойного кандидата.

Октавиан вдруг глянул в ту сторону, где я еще недавно увидел Ливию, и я улыбнулся. Трогательно ведь, правда?

— А ты жениться не надумал? — спросил я его. Мне хотелось посмотреть, как он отреагирует, приятно ему будет или, может, он смутится.

— Нет, — сказал Октавиан мягко. — К сожалению. Я все еще жду встречи с подходящей девицей.

Тут мне стало ужасно смешно. Октавиан думал, что абсолютно все свои настоящие эмоции он скрывает ловко и легко, однако его трогательная привязанность и страсть к Ливии была совершенно очевидной, только слепой мог ее не заметить.

Впрочем, вполне возможно, что у меня просто было в таких делах куда больше опыта.

Мы еще поговорили, в основном, о проблемах с Парфией и Сексте Помпее, все еще контролировавшем Сицилию, и я увидел, что передо мной уже не рассудительный ребенок, а умный, спокойный и весьма уверенный политик. Время пошло ему на пользу, как физически, так и умственно, он весьма повзрослел.

А напоследок я подошел к Октавии. Она, чувствительная как струна, откликнулась, стоило мне лишь бросить на нее взгляд.

— Октавия, — сказал я. — Сердечно тебя благодарю, ты так помогла нашей семье.

— Я лишь рада помочь малышам, — ответила она. — Дети так нуждаются в заботе. Я готова приютить каждого малыша на свете.

Прямо героиня детского стишка, да? Идеальная мама, идеальная жена.

Я смотрел на нее, чуть склонив голову набок.

— У тебя чудесные дети, Антоний, — сказала она. — Добрые, чуткие, сообразительные.

Я засмеялся:

— В кого это они такие, да? Наверное, это не мои дети. Впрочем, моих у тебя правда немного — только Юл. Клодия, кстати, у тебя?

— У брата.

— А Куриона вот вижу.

Курион бегал вокруг нас за дочерью Октавии, я схватил его.

— Хватит обижать малышку, ты здоровый лоб, а ей сколько?

— Четыре года, — сказала Октавия, улыбнувшись. — Исполнилось недавно.

Я потрепал Куриона по волосам, он принялся вырываться.

— Пап!

— Он называет тебя папой, — сказала Октавия. — Видимо, ты очень хороший отчим.

— Такой себе. Это они из жалости. С Клодием, старшим, вышло сложнее всего. Он был подростком, когда мы с Фульвией поженились. Впрочем, я тоже был подростком, когда поженились мама и мой отчим. Примерно знал, чего ожидать. А Курион тогда был совсем малыш, он и не помнит ни своего настоящего отца, ни жизни без него.

Впрочем, милый друг, разве не стоит мне поблагодарить судьбу за то, что дала мне такого верного сына, как Курион?

Он попал в плен после битвы при Акции, и Октавиан казнил его. Ему было всего девятнадцать лет. Я никогда не отговаривал его сражаться, потому что считал: таков путь мужчины, быть верным и смелым до самого конца. Но теперь я бы, пожалуй, многое отдал, чтобы Курион был не таким смелым и не таким верным.

Эта верность тешит до тех пор, пока не потеряешь человека навсегда. Теперь я думаю, что с радостью увидел бы его в войске Октавиана. Может, Октавиан предлагал ему, а он отказался? С него бы сталось.