Марк Антоний

Ах, как мне стало легко и хорошо. Больше ни о чем не надо волноваться — я просто проиграл, и это не страшно.

Бывают и другие победы. Вот, победа над трезвостью — для примера.

Пойду осуществлю ее, так как такого рода бои всегда удавались мне лучше всего.

Думаешь ли ты, что я трус? Жаль, тебе никак не ответить, а то мне очень важно услышать твое мнение. В самом деле, ведь я твой старший брат. С кого, как не с меня, брал ты пример во всем.

И вот теперь мне смертельно надо, чтобы ты меня не презирал.

А ты умер.

Ну да ладно, с моей стороны это все ужасно эгоистично. Спокойной ночи, и будь здоров (что-то я забывал тебе это писать в последнее время).

Будь здоров — обязательно!

Твой брат, Марк Антоний.

Послание двадцать девятое: Приятное времяпрепровождение

Марк Антоний брату своему, Луцию, куда-то туда.

Здравствуй, брат мой, как горячо я приветствую тебя, как желаю, чтобы ты сейчас оказался рядом и разделил со мной мою радость.

О, как мне хорошо, как сладко! Я есть я, я не могу, просто не умею долго унывать!

Да, дорогой мой друг, все еще может повернуться хорошо. Не в общем и целом, а, скорее, для меня самого — для моей жизненной истории. Все еще может наладиться. Я говорю не о жизни, нет, только о правильной, гладкой, приятной на ощупь смерти, смерти, которая меня не опозорит.

Я не жил правильно, но, может, правильно умру.

Впрочем, надо объяснить тебе причину моей радости, она проста. Сегодня случился бой у конского ристалища, бой прекрасный, в стиле великолепного Марка Антония. Находясь в очень невыгодной позиции изначально, я вдруг продемонстрировал свою храбрость в полной мере, и эта сила, эта радость передалась моим солдатам. О, вторгшегося в город Октавиана гнали мы до самого его лагеря, и конь мой был быстрым, а меч — красным от крови, как и положено моему мечу.

Как прекрасно, подумал я, как радостно и чудесно, разве есть на свете хоть что-нибудь лучше, чем нагонять неприятеля?

До самого лагеря, брат мой, до самого лагеря. И по небу надо мной путешествовали облака, так же быстро, как я, они мчались в ту же сторону, что и я. Полнейшая гармония с природой.

С точки зрения войны в общем — эта победа мало что значит. Однако я, как ты знаешь, не стратег, а тактик.

Моя детка говорит, что стратегия состоит из множества удачных тактик, а еще, что нет никакого смысла в хорошей тактике при плохой стратегии.

Но это все такая херня — смысл есть во всем и везде, а мир — радостен и прекрасен. И, главное, он дал мне шанс. Доказать, что я не трус.

Сначала я шел в бой, мечтая умереть хорошей смертью. Но, когда мне удалось переломить ситуацию, оказалось вдруг, что есть что-то помимо смерти: азарт, волнение, присущая мне жажда крови. Все как обычно.

И я расхотел умирать. Пока, во всяком случае, не гляну, как Октавиан убирается в свой лагерь, перепуганный насмерть.

На это мне поглядеть удалось. Жизнь прошла не зря или не совсем зря.

Вот мы вернулись во дворец, и самого храброго из своих воинов я подвел к моей детке. Притянул ее к себе, поцеловал так крепко и так сладко, а потом сказал:

— Вот, гляди, это Марк Фослий, солдат, который сражался храбрее всех сегодня на поле боя. Прошу тебя, милая моя, награди его как можно более щедро.

О, в деньгах у нас недостатка не было, а в могилу их не заберешь все равно. Легко быть щедрым на краю смерти, легче, чем когда-либо.

Моя детка погладила меня по щекам, в глазах у нее стояли слезы. Она отвела от меня любящий взгляд и сказала солдату:

— Хорошо, Марк Фослий, это великая честь — вручить тебе награду.

Моя детка подарила ему панцирь и шлем из чистого золота. Еще ее отец заказал такие занятные вещички — он хотел воспроизвести в золоте облачение Александра Македонского.

Дорогой подарок, а и ладно, и слава богам, что дорогой. Пусть мальчишка радуется, продаст или детям показывает, да как ему больше нравится.

Доблесть и смелость должны вознаграждаться по заслугам, и тогда мы, наконец-то, заживем.

В общем, состоялось торжественное вручение золотых доспехов, и я чуть не прослезился — такая прелесть. После этого я, опьяненный своей победой, вызвал Октавиана на поединок. Говорю, мол, давай решим с тобой это дело один на один, только ты и я, кто победит, тот и прав, в конце концов. Очень по-римски. Можно даже случайно доказать, что ты достойный, смелый человек.

Через пару часов пришел мне такой ответ:

"Марк Антоний, здравствуй!

Я получил твое письмо, рад был прочитать его и узнать, что ты в добром здравии, если уж предлагаешь мне такого рода физическую активность. Однако, я вынужден отказаться. Разве не глупо с моей стороны будет, фактически выиграв войну, согласиться на поединок? Любое подражание прошлому должно происходить не в ущерб дню сегодняшнему.

Впрочем, если ты ищешь смерти, Антоний, тебе открыто к ней множество дорог.

С большим к тебе уважением, Гай Юлий Цезарь."

Опять прочел это имя, опять вздрогнул — да как же так? Что касается его ответа, излишнее понтометство, на мой вкус, предложить мне выбрать другую дорогу к смерти. Как будто щенуля мог победить меня. Он испугался.