Власть отчужденных форм распространяется на всех агентов процесса производства, на все экономические персонажи, на все классы, хотя положение под этой властью у разных классов крайне неодинаковое и противоположное. Отчуждение «принуждает капиталиста, на одной стороне, выступать в рабских условиях капиталистического отношения совершенно так же, как рабочего, хотя и, с другой стороны, – на противоположном полюсе» [1, т. 49, с. 47]. Противоположность же между этими противостоящими фигурами процесса отчуждения заключается в том, что именно рабочий есть создатель капитала как отчужденного труда, т.е. его собственного накопленного прошлого труда, и этот отчужденный в виде капитала труд господствует и над самим рабочим, и над всем обществом и его развитием. Более того, лишь продолжающееся воспроизведение капитала как отчужденного труда самим рабочим сохраняет, расширяет и усугубляет всю ситуацию отчуждения со всеми ее многообразными последствиями, и оно обрушивается прежде всего и более всего на голову рабочего. Капиталист распоряжается рабочим, включая его в средства труда, и получается так, что те «
Таким образом, отчуждение превращает объективные условия труда в антагонистическую противоположность живому труду, «железный человек выступает против человека из плоти и крови» [1, т. 47, с. 551]. «Как в религии над человеком господствует продукт его собственной головы, так при капиталистическом производстве над ним господствует продукт его собственных рук» [1, т. 23, с. 635].
Рабочий и капиталист всегда стоят на полярных позициях этой противоположности.
Капиталист как персонаж сам всецело выращен на почве продуктов отчуждения и производен от них, он «уходит корнями в этот процесс отчуждения и находит в нем свое абсолютное удовлетворение, между тем как рабочий в качестве его жертвы с самого начала восстает против него и воспринимает его как процесс порабощения» [1, т. 49, с. 47]. Капиталист, как правило, весь поселяется в своей экономической роли и ее следствиях, срастается с нею, чувствует себя хорошо подогнанным к ней и потому весь мир склонен воспринимать сквозь нее. Отчуждение «принуждает капиталиста… быть в рабстве (unter der Knechtschaft) у капиталистического отношения совершенно так же, как и рабочего, хотя и… на противоположном полюсе» [3, с. 34; перевод уточнен. –
Рабочий, напротив, будучи создателем всего отчужденного богатства, одновременно жестоко страдает от эксплуатации и отчуждения: он – и творец, и жертва. Внутри своей экономической роли, т.е. как персонификатор рабочей силы, рабочий постоянно наталкивается на отрицание самого себя, на неразрешимые в пределах капитализма противоречия своего социального бытия, на то, что его бытие оборачивается для него как его небытие. Ибо его «труд полагает себя объективно, но эту свою объективность он полагает как свое собственное небытие или как бытие своего небытия – капитала» [1, т. 46, ч. I, с. 442]. Следовательно, в своем труде рабочий утверждает себя как созидателя лишь посредством отрицания себя, т.е. утверждения «отчужденной от труда реальности»; свою собственную действительность он полагает «как всего лишь инобытие, или как бытие иного против самого себя» [там же].
Ситуация отчуждения раскрыта Марксом как коварно-обманчивая по своей собственной внутренней природе. Благодаря критической силе своей исторической диалектики Маркс выработал четкую методологическую ориентацию на рабочий класс – на того единственного классового субъекта, который способен вырваться из пут отчуждения и, ниспровергая капиталистическую эксплуатацию, упраздняет и их тлетворное воздействие.
В экономических трудах 50 – 60-х годов К. Маркс завершил выяснение как связи, так и различий между опредмечиванием и отчуждением, с одной стороны, опредмечиванием и овещнением (реификацией) – с другой. В буржуазной действительности «ударение делается не на опредмеченности, а на отчужденности, на экстраецированности, на превращенности в нечто чужое, на принадлежности не рабочему, но персонифицированным условиям производства, т.е. капиталу, той огромной предметной мощи, которую общественный труд сам себе противопоставил в качестве одного из своих моментов» [9, с. 716; перевод уточнен. –