В конце своего очерка Лабриола ставил вопрос о диалектике. Он противопоставлял ее вульгарному эволюционизму позитивистов, для которых эволюция есть общая фраза и в конечном итоге нечто непонятное. «…В диалектической же концепции имеется в виду сформулировать ритм мышления, который бы воспроизводил более общий ритм развивающейся действительности» [там же, с. 264]. Однако Лабриола явно уклонялся от формулировки законов и категорий диалектики, хотя он ранее не раз говорил о противоречиях, превращениях, диалектической гибкости и т.п. Здесь опять же сказывается сугубая – и, по-видимому, в данном случае чрезмерная – осторожность Лабриолы, опасавшегося превращения философии в априорную универсальную схему. Он отсылал читателей к «Анти-Дюрингу» Энгельса и специально к главе «Диалектика. Отрицание отрицания», перевод которой был дан в приложении к «Беседам о социализме и философии». При этом он особо подчеркивал предостережение Энгельса против априорного применения диалектики как инструмента простого доказательства.
В последние годы своей жизни Лабриола работал над четвертым очерком под названием «От одного века к другому» (или, по другому переводу, – «На рубеже двух веков»). Он намеревался дать марксистский анализ изменений, происходивших в европейских странах в конце XIX в., – изменений действительно важных, поскольку в этот момент совершался переход от домонополистического капитализма к империализму. Однако Лабриола не успел осуществить этот замысел. Четвертый очерк остался незавершенным, его начало было опубликовано в посмертных изданиях.
Последними философскими работами Лабриолы явились его выступления против ревизионизма – статьи с критикой Бернштейна и Масарика, предисловие, послесловие и примечания к французскому изданию «Бесед о социализме и философии» с критикой Кроче и Сореля. Разоблачая претензии ревизионистов на «творческое развитие» марксизма, Лабриола решительно отмежевался не только от ревизионистского лидера Бернштейна, но и от «временных марксистов» Кроче и Сореля, находившихся в то время в дружеских отношениях с Лабриолой и считавших себя его последователями. Проповедуемый ревизионистами возврат к Канту, как, впрочем, и возврат некоторых «ортодоксов» к Спинозе и французским материалистам XVIII в., означает, подчеркивал Лабриола, либо отказ от исторического материализма, либо бесполезное повторение пройденного, либо, наконец, просто эклектическую путаницу. Что же касается так называемого «кризиса марксизма», то Лабриола предлагал не придавать большого значения шумихе, поднятой по этому поводу в буржуазной и ревизионистской литературе, и выражал свое глубокое убеждение в том, что социалистическое движение выйдет окрепшим из этого испытания[61]
.Оценивая деятельность Лабриолы в целом, следует учесть некоторые допущенные им ошибки, из которых наиболее серьезной было его высказывание (в 1902 г.) в поддержку экспансионистской колониальной политики итальянского правительства. Он полагал, что эта политика в конечном итоге должна пойти на пользу социализму, ибо ускоренное развитие буржуазии в колониальных странах приведет и к развитию там рабочего движения. Эта ошибка, связанная также с ошибочным разделением народов на «активные и пассивные», была подвергнута критике в работах Грамши и Тольятти, которые вскрыли и ее теоретические истоки – отсутствие «правильного понимания того, чем являлся империализм, каковы его природа, законы его развития и задачи, выдвигаемые в борьбе против него» [42, с. 367].
Однако эти ошибки, как и некоторые сомнительные философские формулировки (например, частичные уступки агностицизму), во много раз перекрываются положительным вкладом Лабриолы в разработку и распространение марксистского учения. Его «Очерки материалистического понимания истории» получили сразу широкий отклик в Италии и за ее пределами (около 30 рецензий в 1895 – 1901 гг.). В России его известности способствовала большая статья Плеханова «О материалистическом понимании истории» (1897). Излагая кратко содержание второго очерка Лабриолы и высоко оценивая его, Плеханов высказывал также ряд критических замечаний, которые, как отмечалось уже в советской и итальянской литературе, не все являются обоснованными.
Реформисты, взявшие верх в Итальянской социалистической партии, постарались предать забвению теоретическое наследство Антонио Лабриолы. Приложили к этому руку и буржуазные философы, особенно его бывший ученик Бенедетто Кроче, ставший лидером итальянского неогегельянства.