Мармион

Но Скотту тесно и в этих описаниях, ему мало их — он предпосылает каждой Песни пространное лирическое обращение к тому или иному из друзей. Здесь мы найдем и задушевную беседу с близким человеком, и любование родным пейзажем, и описание быта деревенского помещика (начиная с утреннего чтения газет и кончая непременной охотой), и рассуждения о недавних политических событиях в Европе, которые, как уверен писатель, навсегда останутся в истории, и характеристики политических деятелей или полководцев, и полные гордости рассказы о предках (о людях его клана), и воспоминания о детстве и о бесхитростных рождественских «мистериях», в которых сам автор, мальчиком, принимал участие...

Такой прием нечто новое и необычное по сравнению с тем, что до сих пор делал в поэзии Скотт, — допускает отступление от драматически-повествовательной балладной традиции, которой автору уже недостаточно, чтобы выразить все, что переполняет его ум и чувства.

Порой, как показано выше, это глубоко личное отношение к изображаемому вторгается и в само повествование. Например, Песнь пятая начинается с обзора шотландского военного лагеря. Здесь вообще нет действия. Одно описание, но какое! Скотт подробно перечисляет, какие племена явились на зов короля из самых глухих уголков, с высоких гор или с отдаленных островов. Тут и рыцари в полном вооружении, и простые йомены в кожаных жилетах, обшитых металлическими пластинами, и дикие горцы... Автор восхищен своеобразием этого богатого этнографического зрелища, он почти забывает о герое повествования. До Мармиона ли ему, когда он рисует портрет вождя горного племени:

В оленью шкуру вождь одет,
С плеча назад свисает плед,
И воткнуто в его берет
Орлиное перо.
Висит щит круглый на руке,
Сверкают бляхи на щите,
На поясе — колчан...

Автор словно захлебывается и задыхается в ограниченном пространстве стихотворного повествования и переносит часть столь дорогих его сердцу описаний в пространный прозаический комментарий.

Глубоко личное отношение к изображаемому так увлекает автора, что сам предмет поэмы временно отступает на второй план, — это чрезвычайно характерно для романтической поэзии. Лирика, личные переживания властно вторгаются в описание событий и приключений героя. То же произошло и с Байроном. Громадный успех «Чайльд-Гарольда» объясняется отчасти тем, что поэт дал полную волю своему лирическому «я». Именно такой поэзии требовала новая эпоха.

В исторических романах Вальтера Скотта действуют, как известно, все слои населения. Автор уделяет внимание и королям, и знатным рыцарям, и простому народу. В «Мармионе» нет такого подробного изображения широких социальных слоев, отсутствуют персонажи из простонародья, не упомянута роль простых йоменов в истории страны. О них Скотт сочувственно говорит:

С угрюмой грустью он глядел:
Ведь он оставил свой надел
И разлучен с родными.
Кто дом починит, чья рука
В тяжелый плуг впряжет быка?
Но не отыщет места страх
В его задумчивых глазах.

Глубокое проникновение в чувства и побудительные мотивы простых людей и привели в дальнейшем Скотта к изображению таких персонажей, как старый солдат-нищий Эди Охильтри, Локсли с его лесной вольницей и другие.

Характеристики действующих лиц в «Мармионе» ярки и выразительны. Бледнее других получилась Клара — она представлена только как жертва интриг Мармиона, как наблюдательница кровавого сражения при Флоддене. В конце концов она обретает вполне традиционную награду: брак с рыцарем де Вильтоном. Сам де Вильтон — тоже довольно бледный персонаж (даже тогда, когда он предстает в своем «настоящем» облике). Однако он носит на себе «роковой» отпечаток, впервые появляясь перед читателем в облике пилигрима, которого просят быть проводником Мармиона.

Подчеркнуто «дикий пламень глаз» пилигрима сразу заставляет читателя насторожиться: он посмотрел на Мармиона «как равный» — и нам ясно, что этот человек знал рыцаря когда-то раньше. Впоследствии такие многозначительные и таинственные, но как бы случайные встречи будут повторяться во многих романах Скотта. Здесь он уже разрабатывает этот прием. Встречи, за которыми стоит такая недосказанность, мы найдем и в «Квентине Дорварде», и в «Айвенго», и в «Роб Рое».

Вторая героиня поэмы, Констанс Беверли, обрисована скупо, но в одном том, с каким достоинством и самообладанием она держится на суде, виден незаурядный характер.