Мы шли вдоль склона. Река была не видна — справа склон переходил в густые верхушки дубов, а слева, по склону более пологому, тянулись отгороженные один от другого пастбища. Калитки-переходы с одного пастбища на другое там так хитроумно устроены, что даже по небрежности вы никак не забудете их закрыть, поэтому ни корова, ни овца не сможет пройти через калитку.
Миновав четыре или пять пастбищ, мы подошли к замку. В отличие от большинства подобных руин Кричтаун охраняется, и даже экскурсовод там сидит у входа рядом с кассиршей.
Из всех шотландских замков, какие мне довелось увидеть, этот — самый изысканный.
Замок в XVI веке был перестроен, став не столько военным сооружением, сколько средоточием светской жизни. История его связана с историей рода графов Хепбернов, из которых скандально известен «лорд Босвелл, раб страстей своих», вполне достоверно описанный Стефаном Цвейгом (см. «Марию Стюарт»).
Представить себе, как замок выглядел тогда, нетрудно: изящество и веселость внутреннего дворика в квадрате донжона присутствуют и поныне. И хорошо, что руина законсервирована, что никто не проделал тут ту фальшивую «реставрацию», какую устроил, к примеру, во Франции Виоле ле Дюк, архитектор Наполеона III, превратив Пьерфон (замок Портоса) в огромный увеселительный дворец с таким множеством башен и зубцов, каких средние века нигде не ведали...
На стенах Кричтауна, «гуляя меж зубцов», и рассказал сэр Дэвид Мармиону о том, как в Линлитгофе явился королю апостол Иоанн, чтобы отговорить Иакова от войны с Англией.
В связи с этим — два слова о Линлитгофе. Находится он в северо-восточном пригороде Эдинбурга. Хотя Линдзи, описывая красоты парка, и говорит «Линлитгоф несравненный», но как летний дворец он показался нам (в полную противоположность Кричтауну) слишком похожим на боевой замок сурового раннего средневековья: наклонные, слегка заваленные внутрь стены, окна — скорее, бойницы, чем окна, мощные контрфорсы, ни одного украшения — даже над воротами... Нет, этот «версаль» шотландских королей более всех шотландских замков напоминает тюрьму. А вот Кричтаун — он действительно веселый!
От Кричтауна до Эдинбурга километров пятнадцать. Описанный в лирическом отступлении Скотта Блекфордский холм, давно уже на территории города. И даже когда Скотт писал: «Блекфорд, сюда, в твой дикий дрок сбегал я, прогуляв урок», это уже было воспоминанием. В 1808 году поэт с грустью отмечает, что
А в наше время тут уже и поля нет.
Центр Эдинбурга сохранился если не от XVI, то от XVII века. Четырех-пятиэтажные дома с острыми крышами, со стенами, представляющими собой неровные конструкции из крестообразно расположенных брусьев. Фасады порой украшены деревянной резной облицовкой. Маленькие квадратики стекол, иногда цветные... Такие дома остались почти вдоль всей Главной улицы, а кое-где и за ее пределами.
Пространство между брусьями, создававшими скелет стен, когда-то просто забивалось глиной, а в домах побогаче — кирпичами с той же глиной вперемешку. Теперь, после неоднократных реставраций, место глины занял бетон, но его не видно — фактура внешней штукатурки между дубовых старинных брусьев, отполированных дождями и ветрами, все та же: светлого, глинистого оттенка.
Редкий на Британских островах образец настоящей пламенной готики — собор Сен-Джайлс — господствует над центром города. Недалеко от него на перекрестке двух центральных улиц — памятник Вальтеру Скотту — узорная, подражающая той же пламенной готике башенка, наподобие часовни, а рядом — статуя писателя.
Главная улица идет вниз от круглого приземистого неприступного замка, стоящего на крутом холме над городом, вниз, мимо собора к заливу, к Холируду — дворцу шотландских королей.
Протяженность улицы никак не более трех километров. В этом пространстве и находится весь старый Эдинбург.