Сен-Сир, по-прежнему индивидуалист, но также и антибонапартист, был более великодушен к своим противникам. Когда Нея наконец убедили в необходимости бежать (он до сих пор, не зная об опасности, пребывал в Париже), именно Сен-Сир подписал ему паспорт и посоветовал скрыться. Свою подпись добавил и Даву, и Ней исчез из виду, найдя убежище в доме старого друга на краю горного массива Канталь, близ Орильяка. Здесь он на некоторое время мог почувствовать себя в безопасности. Его любящая жена Аглая находилась с ним в близком контакте в ожидании предполагаемого бегства в Швейцарию.
Сульт также почел за благо скрыться и направился в Альби, в долину Тарна, где его могло защитить множество старых друзей. После паники, распространившейся после Ватерлоо, Сульт вел себя очень порядочно, не только сделав все возможное, чтобы собрать беглецов, но и обнаружив исчезнувшего Груши. Ему продолжало везти. Он пробрался в свои родные места и был вовремя предупрежден, что его имя числится в проскрипционных списках и он подлежит расстрелу. Это предупреждение Сульт получил от одного английского офицера и джентльмена (все ветераны войны на Пиренейском полуострове относились к своим противникам с теплым чувством). Он воспользовался услугами одного из своих друзей, который, располагая дилижансом, перевез его на территорию Берга, где тот и провел в изгнании четыре года.
Лето тянулось. Для маршалов Наполеона оно оказалось весьма печальным. 1 августа был схвачен и зверски убит маршал Брюн. 2 августа был опознан и арестован маршал Ней. В октябре был расстрелян высадившийся на итальянском побережье Мюрат. Два месяца спустя погиб Ней, пав жертвой безжалостной судебной расправы со стороны людей, едва ли достойных чистить ему сапоги.
Вероятно, самой трагичной оказалась гибель Брюна. Он умер, растерзанный озверевшей толпой в Авиньоне. Его смерть была такой же жуткой и нелепой, как и вызвавшее ее обвинение. Толпа, вытащившая его из кареты, считала, что Брюн — один из вдохновителей убийства принцессы де Ламбель, случившегося во времена Террора двадцать три года тому назад. Де Ламбель стала жертвой ужасной сентябрьской резни; ее голову носили на пике перед окнами покоев королевы. Брюна оклеветали; он действительно состоял в военном эскорте, который был придан террористам, но он сделал все возможное, чтобы спасти жертвы сентябрьских событий. Он никогда не был террористом в подлинном смысле этого слова, но кровожадная толпа вовсе не искала этому подтверждений. Брюн был чуть не разорван на куски, и его изувеченное тело было брошено в Рону. Как утверждают, перед смертью он прошептал: «Господи! Пережить сотню битв и так помирать…»
Не повезло Нею: он попал в расставленные жандармами сети. Узнав, что убежище Нея готовятся оцепить жандармы, один из местных жителей, с восхищением относившийся к маршалу, оседлал лошадь и поскакал предупредить Нея, однако во время ночной скачки по пересеченной местности очень неудачно свалился с лошади и до утра пролежал на земле без сознания.
Пришедших арестовывать его Ней встретил спокойно. Жандармы имели инструкции доставить его в Париж в кандалах, но Ней дал слово не пытаться бежать, и этот вопрос отпал сам собой. Один из жандармов, дружественно настроенный по отношению к маршалу, намекнул, что закроет глаза, если тот все-таки предпримет такую попытку, но Ней отверг его предложение. «Если бы я был свободен, то за это я бы вас расстрелял! — спокойно заявил он. — Я же дал слово!» Недалеко от Парижа кавалерийский офицер Эксельманс сделал Нею такое же предложение, но маршал отверг и его. По прибытии в Париж он был заключен в тюрьму Conciergerie[38]
, пользовавшуюся во времена Террора славой наихудшей из всех парижских тюрем. Здесь сидели Шарлотта Кордэ, девушка, заколовшая Марата, и Мария Антуанетта, томившаяся в крайне душной камере, а также множество других известных лиц. Но такого знаменитого узника, как Ней, стены тюрьмы не видели уже много лет. Бурбоны приказали предать маршала военному суду. Сам же Людовик, узнав, что Ней не согласился на бегство, не будучи мстительным человеком, ломал руки.«Как же он допустил, чтобы его поймали? Ведь мы давали ему столько шансов уйти!» — жаловался он.
Французские мемуаристы, наблюдавшие за поведением Нея в течение нескольких последних недель, приходили к выводу, что маршал позволит вынести ему обвинительный приговор, не прибегая к своему праву защиты. Они ошибались. Одно лишь предположение, что он замарает свою честь, выводило его из себя, и Ней тотчас же оспорил намерение своих противников судить его военным судом и потребовал суда пэров. Даву, изо всех сил стремившийся спасти маршалу жизнь и бушевавший от ярости из-за столь бесстыдного нарушения условий перемирия, делал все, что только было в его силах, чтобы Ней переменил свое решение, а Сен-Сир сформировал специальный суд, в который в качестве судей должно было входить не менее четырех сподвижников Нея. Это были маршалы Монси (председатель), Ожеро, Массена и Мортье.