Маршалы Наполеона. Исторические портреты

И тут со стороны правого фланга французов показалась длинная колонна, и кто-то из немецких пленных предположил, что это приближается прусский авангард. «Чепуха! — произнес Наполеон. — Это Груши! Наконец!»

Но это был не Груши. Это были действительно пруссаки, спешившие выполнить обещание Блюхера, данное им Веллингтону. Теперь батальоны Молодой гвардии, в которых так отчаянно нуждался Наполеон, потребовались для того, чтобы остановить прусские войска, в то время как французы из последних сил стремились выиграть битву до наступления темноты.

Неутомимый Ней опять возглавил атаку, на этот раз он был на ногах. К этому моменту под ним было убито уже пять лошадей. Очевидец описывает, как он поднимался по склону, — его лицо почернело от пороховой гари, один эполет был сорван пулей, форма порвана, и весь он был выпачкан в грязи. Кто-то закричал: «Вон идет Le Rougeaud!» — и даже раненые вставали и следовали за гвардией. Величайший режиссер не смог бы создать более впечатляющий сценарий последнего акта легенды о Наполеоне.

Он закончился, как и предполагал Ней, смертями, разгромом, жуткой катастрофой. Расстреливаемая во фланг артиллерией, сметаемая ближним ружейным огнем по фронту, гвардия таяла на глазах, и, когда беглецы — измученная кавалерия и вымотанная пехота — увидели, как начинают шататься и «медвежьи шапки», наполеоновскую армию охватила волна паники, она развернулась и побежала по дороге, ведущей к Шарлеруа.

Панике не поддался лишь один человек. В течение всей своей жизни Мишель Луи, князь Московский, герцог Эльхингенский, сын бочара из городка Саарлуи, никогда не поворачивался спиной к врагу на время большее, чем требовалось, чтобы собрать бегущих и зарядить ружье. Изменять своим привычкам в своей последней битве он не собирался. С саблей, перебитой английским штыком, нещадно ругаясь, эльзасец прорубил себе путь к еще не разбитому французскому каре и медленно, шаг за шагом отступал — как он делал это на выжженной солнцем равнине под Лиссабоном или преследуемый казаками в России. «Смотрите, как может умирать маршал Франции!» — кричал он пробегающим мимо солдатам. Однажды, очевидно для самого себя, он выкрикнул: «Да пусть нас повесят, если мы это переживем!»

Когда каре распалось, он нашел следующую группу, а когда рассеялась и она, то он, уже в темноте, набрел на какого-то капрала. Вместе с ним он поднялся на высотку. Здесь Ней, размахивая обломком сабли, призывал бегущих собраться вместе и снова идти в атаку. И даже в этой ужасной ситуации солдаты продолжали восхищаться своим рыжеволосым маршалом. «Да здравствует Ней!» — кричали они, продолжая отступать. Это ни в коем случае не было иронией — они отдавали должное этому сверхчеловеку.

Англичане наступали, собрав всю оставшуюся у них артиллерию и засыпая уцелевшие французские каре градом картечи. Во фланг отступающим французам ударили прусские гусары. Не давая пощады, они рубили толпы безоружных людей, устремившихся по дороге и через затоптанные поля. Только когда уже совсем стемнело, Ней выбрался с поля боя, опираясь на плечо капрала. Где-то за фермой Бель-Альянс ему нашли лошадь. Он вскочил в седло и медленно поехал в сторону Самбры — последний из старших офицеров, покидающий поле боя.

Глава 20 «Vive le plus fort!»

Когда союзники входили в столицу, английский офицер, идущий во главе колонны, услышал, как какой-то француз приветствует его восклицанием: «Vive le plus fort!»[36] Заинтересованный англичанин подошел к нему и заговорил. Француз рассмеялся и показал ему двустороннюю кокарду, на одной стороне которой был изображен триколор, а на другой — белая эмблема Бурбонов. Взгляд этого парижанина на события был типичным для французов тех летних недель.

Военно-политическая карьера Наполеона развивалась крайне стремительными темпами. Он стал всемирно известным генералом в двадцать шесть лет, хозяином Франции — в тридцать, фактическим императором Европы — в сорок, спасающим свою жизнь беглецом — в сорок пять и ушел из жизни в пятьдесят один год. Чем выше он поднимался, тем быстрее крутилось колесо его судьбы. Но еще никогда оно не крутилось так быстро, как в промежутке между 15 июня и 15 июля 1815 года. 15 июля он уже находился на борту английского корабля «Bellerophon»[37] в качестве добровольного пленника. Недели, прошедшей после битвы при Ватерлоо, оказалось достаточно, чтобы сбросить его с трона во второй раз.