Маршалы Наполеона. Исторические портреты

В одной из деревень он догнал Виктора с несколькими тысячами солдат из его корпуса, которые не ходили в Россию дальше Смоленска. Ней попросил у него помощи, но Виктор был не из тех людей, которые стали бы сражаться за безнадежное дело. И он ушел, забрав своих людей с собой.

Ней опять вернулся к решению своей задачи. Даже там, где казаков не было и в помине, он приказывал стрелять из пушек в надежде, что это заставит отставших ускорить шаг и привлечет тех, кто бродит в поисках провианта по деревням, разбросанным по обеим сторонам дороги. Один из солдат вспоминает, как однажды видел Нея сидящим у костра по дороге в Вильну, когда между ним и русским авангардом не было ровным счетом никого. Кто-то заметил ему, что пора уходить, пока в деревню не ворвались казаки. Ней, кивнув в сторону четырех ветеранов, сидящих у соседнего костра, ответил: «С такими людьми мне наплевать на всех казаков России!»

Сильно потрепанные остатки Великой армии (в строю осталось всего лишь несколько тысяч человек) переправились через Неман в Ковно в надежде укрыться в прусских крепостях. Наполеон, узнав о запутанном заговоре в Париже, покинул армию в местечке Сморгони и укатил на санях, невзирая на мольбы Бертье забрать его с собой. Командующим был оставлен кавалерист Мюрат, но нервы кавалериста не выдержали. Он не издавал никаких приказов и вскоре уехал совсем, передав призрачную должность командующего принцу Евгению и направив свои стопы в Неаполь. Мюрат угадывал смысл знамений времени и размышлял о том, какие же он должен иметь гарантии, чтобы сохранить трон.

Существовал только один человек, который по-прежнему не впадал в панику, нервы которого не сдавали, несмотря на температуру ниже нуля и рост потерь личного состава за последние шесть недель. Это был маршал, князь Московский, герцог Эльхингенский, когда-то служивший гусарским капитаном в Самбра-Маасской армии. Человек, прошедший самым последним по мосту через Неман, за которым начиналась Пруссия, командующий уже пятым составом арьергарда, состоящего теперь из горстки немцев и двух десятков отставших от своих частей французов. Как только арьергард был в очередной раз атакован русскими, немцы побросали свои ружья и разбежались. Ней же подбирал их одно за другим и разряжал в сторону атакующих казаков. Затем, закинув свое ружье за плечо, он тихо поехал через мост, в конце которого уселся и начал собирать отставших и сбившихся с дороги и отправлять их через леса в ближайший гарнизонный город.

15 декабря в Гумбиннене в помещение, занятое неким штабным офицером, ввалился оборванный, с мутными глазами головорез. Удивленный офицер, естественно, спросил, кто он и чего хочет. Ней усмехнулся. «А вы не узнаете меня?» — спросил он в ответ. И когда тот ошарашенно уставился на него, добавил: «Я и есть арьергард. А нет ли у вас какого-нибудь супа? Я чертовски проголодался!»

Глава 16 «Кучка негодяев! Да пошли они к черту!»

«Заходите, Бертье, — милостиво вымолвил Наполеон через несколько дней после своего появления в Тюильри, завершившего его стремительнейшее путешествие из селения Сморгони в Париж, — заходите, мой старый друг. Давайте еще раз проведем нашу итальянскую кампанию!»

Хотя Франция была потрясена поражением, половина страны была одета в траур, маршалы устали от войны, а по всей Франции семнадцатилетние рекруты прятались по амбарам и чердакам, катастрофа как будто бы не привела Наполеона в отчаяние. Через день-два по возвращении домой он направил всю свою титаническую энергию на создание новой армии в четверть миллиона человек, оснащенной пятьюстами пушками взамен похороненных в русских снегах.

Возможно, он вовсе не был так уверен в себе, как хотел показать, но изо всех сил стремился заразить своим энтузиазмом все свое окружение. Каждый день к нему являлись с новостями курьеры из всех столиц Европы, и каждое сообщение говорило о возрождении надежды у ее порабощенных народов и униженных правительств.

Опять вставшая на ноги Пруссия демонстрировала патриотизм, подозрительно напоминающий патриотизм испанских гверильясов. Конники Лютцова совершали ночные атаки, поэты слагали патриотические стихи, и то тут, то там то и дело находили французского солдата с перерезанным горлом. Австрия, по-прежнему еще номинальный союзник, набиралась храбрости совершить еще одну смелую попытку, и на запад продолжали тащиться длинные русские колонны, но на этот раз — с трофейными французскими флагами. Неукротимая Англия продолжала поддерживать морскую блокаду и не прекращала военных действий на Пиренейском полуострове. Швеция Бернадота зондировала мнения великих держав. И наконец, неаполитанский король Мюрат обхаживал Меттерниха, этого непроницаемого австрийского канцлера, намного более опасного, чем любой полководец, и поклявшегося уничтожить Наполеона.