Мартовскіе дни 1917 года

Вновь был вызвал Рузскій к Царю в 2 часа дня. Он просил разршенія привести с собой ген. Данилова и ген. Савича (гл. нач. снаб. фронта), ибо, как он сказал "прямо" Царю: "В, В., я чувствую, что Вы мн не довряете... Пусть они оба изложат свое личное мнніе" (по записи Андр. Вл.). Сначала Рузскій доложил вс полученныя за послдніе часы свднія. "Когда очередь дошла до телеграммы ген. Алексева с заключеніями главнокомандующих (передана была в 2 ч. 30 м.) — разсказывает уже Данилов, — то ген. Рузскій положил телеграфныя ленты на стол перед Государем и просил прочесть их лично". В. кн. Ник. Ник. "колнопреклоненно" молил спасти Россію и наслдника: ''оснив себя крестным знаменіем, передайте ему Ваше наслдіе. Другого выхода нт"... Брусилов, исходя из своей преданности и любви к родин и царскому престолу, считал, что отказ от престола "единственный исход". Эверт, отмчая, что "средств прекратить революцію в столицах нт никаких" ("на армію при настоящем ея состав разсчитывать при подавленіи безпорядков нельзя"), умолял, как "безгранично преданный... врноподданный", Принять ршеніе, согласованное с заявленіем предсдателя Думы, как "единственно, видимо, способное прекратить революцію и спасти Россію от ужасов анархіи". Докладывая приведенныя телеграммы, Алексев, с своей стороны, умолял "безотлагательно принять ршеніе, которое Господь Бог внушит Вам... Промедленіе грозит гибелью Россіи. Пока армію удается спасти от проникновенія болзни, охватившей Петроград, Москву, Кронштадт и другіе города. Но ручаться за дальнйшее сохраненіе военной дисциплины нельзя. Прикосновеніе же арміи к длу внутренней политики будет знаменовать неизбжный конец войны, позор Россіи, развал ея. В. И. В. горячо любите родину и ради ея цлости, независимости, ради достиженія побды, соизволите принять ршеніе, которое может дать мирный и благополучный исход из создавшагося боле, чм тяжелаго, положенія... Ожидаю повелній". Лишь телеграмма ген. Сахарова, пришедшая из Ясс с опозданіем на час и доложенная особо, была составлена в иных тонах. Не совсм соотвтственно тому, что главнокомандующій румынским фронтом говорил по юзу Лукомскому, все же Сахаров приходил к тм же заключеніям: генерал возмущался "преступным и возмутительным отвтом предсдателя Гос. Думы на высокомилостивое ршеніе Государя Императора даровать стран отвтственное министерство". "Горячая любовь моя к Е. В. — говорил Сахаров — не допускает души моей мириться с возможностью осуществленія гнуснаго предложенія, переданнаго Вам предсдателем Думы. Я уврен, что не русскій народ, никогда не касавшійся Царя своего, задумал это злодйство, а разбойническая кучка людей, именуемая Гос. Думой, предательски воспользовалась удобной минутой для проведенія своих преступных цлей. Я уврен, что арміи фронта непоколебимо стали бы за своего державнаго вождя, если бы не были призваны к защит родины от врага вншняго и если бы не были в руках тх же государственных преступников, захвативших в свои руки источники жизни арміи. Таковы движенія сердца и души . Переходя же к логик разума и учтя создавшуюся безвыходность положенія, я, непоколебимо врный подданный Е. В., рыдая, вынужден сказать, что, пожалуй, наиболе безболзненным выходом для страны и для сохраненія возможности продолжать биться "с вншним врагом является ршеніе пойти навстрчу уже высказанным условіям, дабы промедленіе не дало пищу к предъявленію дальнйших и еще гнуснйших притязаній". Гораздо позже, в 8 час. 40 мин. вечера, была получена телеграмма Непенина: "С огромным трудом удерживаю в повиновеніи флот и ввренныя войска... Всеподданнйше присоединяюсь к ходатайствам вел. кн. Н. Н. и главнокомандующих фронтами о немедленном принятіи ршенія, формулированнаго предсдателем Думы. Если ршеніе не будет принято в теченіе ближайших же часов, то это повлечет за собой катастрофу с неисчислимыми бдствіями для нашей родины".