Военное командованіе думало о наступленіи не в смысл, конечно, измненія характера войны[388]
и даже не в смысл отвлеченія арміи от внутренних вопросов, а в смысл выполненія принятых Россіей на себя обязательств перед союзниками. По первому впечатлнію от революціи Алексев, как было уже указано, ршительно отказался от немедленнаго выполненія дореволюціонных обязательств и переносил возможный срок для "ршительных операцій" на іюнь-іюль, считая необходимым до этого времени держаться "строго оборонительнаго плана дйствій" (отвтное письмо Гучкову 12-го марта). 18-го марта начальник французской военной миссіи Жанен переслал Алексеву телеграмму ген. Нивеля о невозможности измнить план, выработанный совмстным совщаніем в Шантильи — союзники настаивали на том, чтобы, "не взирая на важныя внутреннія событія", обязательства были выполнены, и чтобы русская армія оказала "возможно полное содйствіе англо-французским арміям". К этому времени стали поступать отвты со стороны фронтовых главнокомандующих — они заставили Алексева измнить свою точку зрнія. 30 марта он телеграфировал военному министру: "...Только ген. Рузскій, указывая на то, что внутреннія событія отозвались на арміях ввреннаго ему фронта "весьма болзненно", ссылаясь на разстройство продовольственных, вещевых и артиллерійских запасов, на ненадежность укомплектованій, приходит к опредленному заключенію о необходимости отказаться в ближайшіе мсяцы от выполненія наступательных операцій и сосредоточить вс усилія на подготовк к упорной оборон. Совершенно иначе отнеслись к этому острому большой важности вопросу главнокомандующіе Западным и Юго-Западным фронтами. Оба высказали, что ршительныя дйствія наступающим лтом неизбжны. Если не откроем их мы, то это сдлает противник тогда, когда это будет выгодно и удобно ему. Отказ от содйствія нашим союзникам, поставя их в трудное положеніе, не избавит нас от необходимости втянуться в упорные, длительные бои, но тогда, когда в свою очередь, мы не будем в состояніи разсчитывать на помощь наших союзников, в случа, их частичной или общей неудачи. Как бы ни были мы бдны в настоящее время средствами, все-же выгодне наступать, даже без полной увренности в успх, чм перейти к опасной оборон и обречь себя на необходимость подчиниться ршеніям противника. Разстройство арміи и ея снабженія окажет свое вредное вліяніе, нисколько не в меньшей мр при оборон, чм при активной операцій"[389]. Алексев присоединился к мннію Брусилова, что при слабой устойчивости войск оборона трудне, и что надо "начать весеннюю кампанію наступленіем"[390]. Свое письмо в Ставку Брусилов заканчивал таким характерным абзацем: ..."Несомннно, 1917 год — послдній год войны и совершенно невроятно, чтобы война продолжалась и в 1918 г.; таким образом, обращаясь в этом году к пассивному образу дйствій, мы закончили бы войну безславно... Такой образ дйствій возстановит против ныншняго Врем. Правит. не только всх наших союзников, но и всю Россію, и может ввергнуть нас в анархію и возбудить негодованіе всх против своего высшаго командованія, и всякая дисциплина исчезнет, а демобилизація будет представлять собой еще боле трудное дло, чм это предполагается теперь".Свдній о том, как реагировало Правительство на доклад Ставки, в опубликованных матеріалах нт[391]
. Оно цликом находилось под гипнозом настроеній центра — смлости дерзанія у него не было. Возможное единство настроеній еще раз было нарушено тм же министром ин. д. в упомянутом интервью с журналистами, 22-го марта. Гиппіус записала 25-го: "Правительство о войн (о цлях войны) — молчит. А Милюков на днях всм корреспондентам заявил опять