Мартовскіе дни 1917 года

Какая-то струна лопнула в эти дни. Кто из настройщиков перетянул ее? Вовсе не надо принадлежать к числу "лвых пошляков", для которых "Дарданеллы служили мишенью" (утвержденіе Ганфмана в юбилейном сборник в честь Милюкова), для того, чтобы признать, что царьградскія мечтанія, как бы воскрешавшія не ко времени традиціи ушедшаго и возбуждавшія подозрнія, сыграли значительную роль в этом дл. Дарданельская химера, дйствительно, стала жупелом, который широко использовала демагогія[399]. Революціонное правительство, таким образом, не сумло воспользоваться тм активам, который, казалось, давался ему в руки, и который кн. Львов, в письм к Алексеву 11-го марта выразил словами: "подъем покроет недоимки, вызванныя пароксизмом революціи". Какая трагедія для арміи! Как раз в эти же дни французскій посол отмтил в дневник ухудшеніе положенія в смыcл войны. Ею мало кто интересуется — все вниманіе сосредоточено на внутренних вопросах. Такое впечатлніе можно было вынести не только в салонах, которые посщал Палеолог. Не показательно ли, что в первом вскор послдовавшем публичном выступленіи лидера народных соціалистов Мякотина войн в доклад было отведено послднее мсто. Страна жила не войной, а революціей. Взгляд современников обращался "внутрь", как это наблюдали члены Думы при посщеніи деревни, гд война, но их впечатлнію, отходила "на задній план".

III. Демократизація арміи.

1. Политика в арміи.

Можно было бы согласиться с утвержденіем нкоторых мемуаристов, что "сколько нибудь успшное веденіе войны было просто несовмстимо с тми задачами, которыя революція поставила внутри страны, и с тми условіями, в которых эти задачи приходилось осущеcтвлять"[400] — согласиться только с одной оговоркой, что задачи ставила "cтихія", а условія во многом опредляли люди. От этих "условій" завиcла дальнйшая судьба революціи. Втуне было требовать, чтобы солдаты не занимались "политиканством", как выражался 4 марта в приказ главнокомандующій арміями Западнаго фронта Эверт, — требовать, чтобы они не тратили "зря" время и нервы на "безцльное обсужденіе" того, "что происходит в тылу и во внутреннем управленіи Россіи". "Войска должны смотрть вперед — писал Эверт — в глаза врагу, а не оглядываться назад на то, что длается в тылу, внутри Россіи... О порядк в тылу предстоит заботиться тм, на кого эти заботы возложены довріем народным, с врою в то, что они выполнят свой долг перед родиной так же честно, как и мы должны исполнить до конца свой". Теоретически возможно было отстаивать "единственно правильный принцип — невмшательство арміи в политику", как это на первых порах сдлал Алексев (письмо Гучкову 7 марта), или как это длали "Русскія Вдомости", ссылаясь на "азбучную истину" конституціонных государств (11 марта). Но такіе лозунги тогда были вн жизни[401] и, слдовательно, неосуществимы, ибо революція не была "дворцовым переворотом", которому наступает конец, раз цль его достигнута. Был, конечно, совершенно прав выступавшій от фронтовой группы на Госуд. Совщаніи в Москв Кучин, говорившій "так наивно представлять себ, что армія, которая силою вещей, ходом всх событій приняла активную роль в развитіи этих событій, чтобы эта армія могла не жить политической жизнью". Военное командованіе в своих разсужденіях с профессіональной точки зрнія было логично, но не совсм послдовательно было Правительство, которое в приказ военнаго министра от 9 марта говорило арміи и флоту — бдите! "опасность не миновала, и враг еще может бороться... В переходные дни он возлагает надежду на вашу неподготовленность и слабость. Отвтьте ему единеніем". Военному министру вторили воззванія Временнаго Комитета Гос. Думы — "Мы окружены страшной опасностью возстановленія стараго строя". Срок, когда надо перестать бояться "контр-революціи", каждый опредлял слишком субъективно, равно как и то, в чем олицетворялась эта контр-революція в стран.