В условіях времени не риторическое tertium non datur, а "компромисс" был единственным путем разршенія болзненных вопросов, связанных с реорганизаціей арміи. Но компромисс, договоренный с высшим командованіем, компромисс планомрный, а не в вид какой то вншней уступки бунтующей стихіи. Отсутствіе договоренности и продуманности, как всегда, было величайшим злом. Первый военный министр революціоннаго правительства сознавал необходимость произвести извстныя перемны в высшем командованіи — не в том катастрофическом масштаб и не по тому, конечно, идеологическому рецепту, о которых говорили соціалистическіе экспериментаторы. Неоперившійся еще Гучков пытается убдить уже 6-III Алексева в необходимости такого мропріятія. Указав Алекcеву, что он единственный кандидат на пост верховнаго главнокомандующаго, Гучков продолжал по юзу: "Вы пользуетесь довріем Правительства и популярностью в арміи и народ. И то и другое вы можете в один миг удесятерить, приняв ряд ршеній. которыя будут встрчены с полным одобреніем и горячим сочувствіем страны и арміи... Но эти ршенія должны быть приняты
Военный министр начал чистку за свой страх и риск. Вопрос этот сразу возник на первом засданіи Особой Комиссіи под предсдательством ген. Поливанова, созданной военным министром для преобразованія армейскаго и флотскаго быта. И поднят он был, по словам Половцова, Энгедьгардтом, заявившим, что "никакая реформа невозможна, пока не будут смнены нкоторые начальники". Очевидно, под вліяніем этих рчей, Гучков и поспшил поставить перед Алексевым дилемму о массовом увольненіи генералов. Быть может, и рчи были инспирированы самим военным министром, ибо презумпція этой операціи, получившей в военной сред траги-шутливое наименованіе "избіеніе младенцев", установлена была в общественной думской сред еще до революціи — в дни военных неудач в начал войны. В рчи на създ делегатов фронта, наканун своего ухода из Правительства, Гучков вспоминал, что он "еще задолго до войны" указывал на неизбжную неудачу, если не будет измнен командный состав, подобранный по принципу "протекціонизма и угодничества". "Когда произошла катастрофа на Карпатах, я снова сдлал попытку убдить власть... но вмсто этого меня взяли под подозрніе". На августовском совщаніи (15 г.) прогрессивнаго блока, гд изыскивались "способы побды", представитель правой части блока член Гос. Сов. Гурко говорил о необходимости "колоссальной перетряски" в командном состав — "нужно влить новые принципы" (запись Милюкова). О чистк офицерскаго состава говорил и Шингарев в Гос. Дум —надо дать "и лучших учителей, и лучших командиров, и лучших вождей". Наконец, записка предсдателя Гос. Думы 16 г. представляла собой сплошное обвиненіе высшаго командованія... Таким образом "революціонная" чистка имла свои далекіе корни — революціонные круги, даже в крайнем теченіи, ограничивали тогда свои требованія устраненіем "безнадежно неисправимых" и "злостных реакціонеров" ("Правда").