Мартовскіе дни 1917 года

4. Настроенія перваго марта.

Посл крушенія "самой солнечной, самой праздничной, самой безкровной" революціи (так восторженно отзывался прибывшій в Россію французскій соціалист министр Тома), посл того, как в густом туман, застлавшем политическіе горизонты, зашло "солнце мартовской революціи" — многіе из участников ея не любят вспоминать о том "опьянніи". которое охватило их в первые дни "свободы", когда произошло "историческое чудо" , именовавшееся февральским переворотом. "Оно очистило и просвтило нас самих" — писал Струве в №1 своего еженедельника "Русская Свобода". Это не помшало Струве в позднйших размышленіях о революціи сказать, что "русская революція подстроена и задумана Германіей". "Восьмым чудом свта" назвала революцію в первой стать и "Рчь". Епископ уфимскій Андрей (Ухтомскій) говорил, что в эти дни "совершился суд Божій". Обновленная душа с "необузданной радостью" спшила инстинктивно во вн проявить свои чувства, и уже 28-го, когда судьба революціи совсм еще не была ршена, улицы Петербурга переполнились тревожно ликующей толпой, не отдававшей себ отчета о завтрашнем дн[40]. В эти дни "многіе целовались" — скажет лвый Шкловскій. Незнакомые люди поздравляли друг друга на улицах, христосовались будто на Пасху" — вспоминает в "Былом" Кельсон. Таково впечатлніе и инженера Ломоносова: "в воздух что-то праздничное, как на Пасху". "Хорошее, радостное и дружное" настроеніе, отмчает не очень лво настроенный депутат кн. Мансырев. У всх было "праздничное настроеніе", по характеристик будущаго члена Церковнаго Собора Руднева, человка умренно правых взглядов. Также "безоглядно и искренно" вс радовались кругом бывш. прокурора Судебной палаты Завадскаго. "Я никогда не видл сразу в таком количеств столько счастливых людей. Вс были именинниками" — пишет толстовец Булгаков[41]. Всегда нсколько скептически настроенная Гиппіус в "незабвенное утро" 1 марта, когда к Дум текла "лавина войск " —"стройно, с флагами, со знаменами, с музыкой", видла в толп все "милыя, радостныя, врящія лица".

Таких свидтельств можно привести немало, начиная с отклика еще полудтскаго в дневник Пташкиной, назвавшей мартовскіе дни "весенним праздником". Это вовсе не было "дикое веселье рабов, утративших страх", как опредлял ген. Врангель настроеніе массы в первые дни революціи. И, очевидно, соотвтствующее опьянніе наблюдалось не только в толп, "влюбленной в свободу" и напоминавшей Рудневу "тетеревов на току". Извстный московскій адвокат, видный член центральн. комитета партіи к. д., польскій общественный дятель Ледницкій рассказывал, напр., в Московской Дум 2-го марта о тх "счастливых днях", которые он провел в Петербург. Москвичи сами у себя находились в состояніи не мене радужном: "ангелы поют в небесах" — опредляла Гиппіус в дневник тон московских газет. На вопрос из Ставки представителя управленія передвиженіем войск полк. Ахшарумова 2 марта в 11 час. о настроеніи в Москв — жителей и войск, комендант ст. Москва-Александровская без всяких колебаній отвчал: "настроеніе прекрасное, вс ликуют". В этом всеобщем ликованіи — и повсемстном в стран — была вся реальная сила февральскаго взрыва[42]. Очевидно, ликовали не только "опредленно лвые", как пытался впослдствіи утверждать знаменитый адвокат Карабчевскій. Недаром, по утвержденію Вл. Львова, даже Пуришкевич в дни "мартовскаго ликованія" ходил с "красной гвоздичкой".

Конечно, были и пессимисты — и в сред не только дятелей исчезавшаго режима. Трудовик Станкевич, опредлявшій свое отношеніе к событіям формулой: "через десять лт будет хорошо, а теперь — через недлю нмцы будут в Петроград", склонен утверждать, что "такія настроенія были, в сущности, главенствующими... Офиціально торжествовали, славословили революцію, кричали "ура" борцам за свободу, украшали себя красным бантом и ходили под красными знамёнами... Но в душ, в разговорах наедин, — ужасались, содрогались и "чувствовали себя плненными враждебной стихіей, идущей каким-то невидимым путем... Говорят, представители прогрессивнаго блока плакали по домам в истерик от безсильнаго отчаянія". Такая обобщающая характеристика лишена реальнаго основанія. Смло можно утверждать, что отдльные голоса — может быть, даже многочисленные — тонули в общей атмосфер повышеннаго оптимизма. Ограниченія, пожалуй, надо ввести, — как мы увидим, только в отношеніи лиц, отвтственных за вншній фронт, — и то очень относительно. Не забудем, что ген. Алексев столь ршительно выступавшій на Моск. Гос. Сов., все же говорил о "свтлых, ясных днях революціи".

"Широкія массы легко поддавались на удочку всенароднаго братства в первые дни" — признает историк-коммунист Шляпников.