Маруся Климова

полицейских и для других, более благородных и понятных обществу целей, и то

с трудом хватает. Вот и приходится идти на разумный компромисс с преступным

миром…

Ну а о детской тупости я знаю, само собой, не понаслышке. Помню, когда

мне было лет примерно восемь, мамаше зачем-то взбрело в голову обучать меня

игре на фортепиано. Пианино специально ради этого привез из-за границы отец –

красивое, темно-коричневое, из настоящего дерева, клавиши цвета слоновой

кости – дивное пианино, настоящее произведение искусства! Внутри золотыми

буквами было написано его название – готическая вязь -- прочитать было трудно, хоть я тогда начала учить французский язык, поэтому буквы, в принципе, прочитать могла.

Кстати, когда меня принимали в специализированную французскую

школу, в которую было очень сложно поступить из-за огромного наплыва

желающих, отец даже специально надел свой капитанский мундир и отправился

беседовать с директрисой. Он произвел на нее крайне благоприятное

впечатление, и директриса решила сама проэкзаменовать потенциальную

ученицу, то есть меня, чтобы удостовериться, могу ли я у них учиться. Она очень

ласково стала спрашивать, как меня зовут, где я живу, задавала еще какие-то

ничего не значащие вопросы, и в конце спросила: «А сколько тебе лет?» И тут я

в ужасе поняла, что забыла, сколько мне лет, не знаю точно, я даже лихорадочно

стала считать в уме, но сбилась… Пауза затягивалась, мое молчание становилось

все более зловещим, а улыбка директрисы все более натянутой. Отец уже

побледнел, что у него всегда было признаком ярости, мамаша пыталась что-то

мне подсказать, и я, осознав, что все-таки нужно хоть что-то отвечать, набрала в

грудь воздуху и, зажмурившись, пробормотала: «Не знаю точно… То ли шесть, то ли семь… А может, и восемь…» Последнее я произнесла уже самым тихим

шепотом, потому что бессознательно почувствовала, что восемь – это уже

слишком, так как это была какая-то совершенно запредельная цифра. В то же

время, когда я посмотрела на себя в зеркало, висевшее на стене в кабинете

директрисы, то увидела там такую невероятно огромную девочку, что и сама

начала сомневаться – а вдруг и вправду восемь? Лицо директрисы с

накрашенными губами склонилось ко мне еще ближе:

- А в школу детей во сколько лет принимают?

Это-то я знала точно, и меня тут же взяла досада – как это я сама не

догадалась.

- В семь! – в этом я была точно уверена.

- Ну, так значит сколько тебе лет?

- Значит, семь! – по-прежнему не очень уверенно ответила я, хотя уже

чувствовала, что это правильный ответ. Мамаша тоже облегченно вздохнула и

взяла меня за руку. Мы вышли из кабинета, потом на улицу. Отец был мрачнее

тучи и всю дорогу возмущался: «Безобразие! Ребенок не знает, сколько ему лет!

Ее, кажется, приняли за дебила! Как такое может быть?» Мамаша

оправдывалась, а я все еще пребывала в состоянии ступора, сумятица по-

172

прежнему царила у меня в мыслях: я никак не могла понять, почему это вдруг

забыла, сколько мне лет. Правда в тот день мамаша все равно купила мне

пирожных, и мое настроение быстро исправилось.

Еще, помню, я никак не могла научиться писать букву «ж» – эта буква и по

сей день вызывает у меня настоящее отвращение, -- слава Богу, что есть

компьютер. А тогда – о, ужас! -- какие грязные фиолетово-жирные, расплывчатые, похожие на огромных гадких тараканов буквы «ж» заполняли

целые страницы моей тетради! Все пальцы у меня были измазаны чернилами, а

буква «ж» все не получалась – я рисовала в ней слишком много загогулин, и она

получалась чересчур широкой, настоящая сороконожка. Помню, как-то у меня

даже ужасно разболелась голова, я почувствовала сильную усталость, и мне чуть

не стало плохо, а дома отец в очередной раз набросился на меня с руганью за эту

поганую букву.

Как раз вскоре после этого мамаша и решила учить меня игре на пианино –

кто-то сказал ей, что это занятие дисциплинирует ум. Но меня это совершенно не

привлекало – я и так после школы ужасно уставала, а тут еще надо было сидеть

на табурете и долбить пальцами по клавишам. Правда, когда у меня впервые

получилась мелодия «Жили у бабуси два веселых гуся», я почувствовала бурный

восторг и уверенность в собственных силах, но, чтобы продвигаться дальше, нужно было столько всего долбить, учить все эти ноты, ключи, диезы, бемоли, так долго тренироваться – меня эта перспектива просто ужасала. Два раза в

неделю ко мне приходила учительница, пожилая дама в очках, очень

интеллигентная и тихая. Сперва мне показалось, что она похожа на мою

бабушку, и действительно, какое-то сходство было. Но бабушка была очень

добрая, все мне позволяла и никогда не ругала, а вот учительница музыки