Маруся Климова

фильму дедушки – «Праздник Святого Иоргена», он играл какого-то жулика и, кажется, вправду был ничего. Дедушка у меня был хороший на самом деле, очень добрый. Он часто уезжал на рыбалку и когда возвращался, привозил мне

хлеб якобы «от зайца», говорил, что этот хлеб передал мне заяц из лесу. Иногда, хотя это бывало редко, заяц передавал мне цветное драже – бледно-голубое, бледно-розовое или пряник. Только сейчас я поняла, что это не заяц передавал, а

просто дедушка скармливал мне то, что у него оставалось из припасов, взятых с

собой на рыбалку. Но мне этот хлеб даже казался удивительно вкусным, я

верила, что его на самом деле передавал мне заяц. Однажды дедушка взял меня с

собой на рыбалку, мне было мучительно тяжело вставать в четыре часа утра, я

всегда с большим трудом просыпалась рано утром, для меня это настоящий

подвиг – встать раньше полудня. Но на сей раз дедушка обещал познакомить

меня с зайцем, тем самым, который регулярно передавал мне гостинцы. И я, стиснув зубы, с огромным трудом заставила себя вылезти из теплой постели и

потащиться с дедушкой по холодным, застланным белым туманом улицам к

вокзалу. Помню, мы ехали на товарном поезде под навесом, в самом конце

вагона, там было сделано что-то вроде такого балкончика с крышей наверху…

Когда дедушка читал мне «Детство», я даже плакала над судьбой

несчастного мальчика, мне было его очень жалко. Потом я сама начала писать

стихи, и дедушка всячески поощрял эти мои наклонности. Мы завели

специальную тетрадочку для стихов, и за каждое новое стихотворение дедушка

давал мне конфетку. Помню, я написала стихотворение про соседского мальчика, который слишком рано пристрастился к табакокурению, оно называлось «Про

Юрку и окурки», а заканчивалось так: «Вот наш Юра сделался старым стариком.

Вот что значит дым всосать вместе с молоком!» Потом во Дворце культуры

железнодорожников был праздник, и я под руководством дедушки выучила

наизусть огромную поэму про Зину и перо: суть заключалась в том, что Зина, выйдя из магазина, уронила на землю перо, и ей лень было даже нагнуться, чтобы его поднять, а ведь чтобы сделать это перо, трудились разные сталевары, геологи и прочие рабочие, пролетарии. Все это описывалось в стихотворной

форме, настоящая поэма. Я все это выучила, и мы с дедушкой отправились на

праздник. Там толстая тетка с начесом на башке, облаченная в железнодорожную

форму, объявила конкурс: стала приглашать на сцену детей прочитать стихи. Но

в этот момент я почему-то вжалась в сиденье и никакими силами не могла

заставить себя подняться. Напрасно дедушка всячески подбадривал меня, пытался воодушевить – я никак не могла встать со стула. Наконец на сцену

вышел тщедушный бритый наголо мальчик с торчащими ушами и прочитал

какое-то жалкое четверостишие, ему все бурно зааплодировали и подарили, кажется, полкило конфет «Школьных», а я тоже очень любила эти конфеты, поэтому мне было обидно…

А Горький, очевидно, так и войдет в историю мировой литературы как автор

романа «Мать» и «Песни о Буревестнике», так как во всех остальных своих

произведениях он очень вторичен и не оригинален, мечется где-то между

Чеховым и Толстым и никак не может себя найти. А «Мать» и «Песня о

70

Буревестнике» – произведения оригинальные и новаторские. «Мать», ко всему

прочему, еще и одна из самых скучных книг во всей мировой литературе. Один

мой знакомый психотерапевт даже рекомендовал мне эту книгу в качестве

средства от бессонницы. А когда я призналась ему, что у меня ее нет дома, то он

даже сказал, что это не имеет никакого значения, достаточно просто, лежа в

постели, попытаться вспомнить какие-нибудь детали или подробности этого

произведения, и все, сон гарантирован. Лично я хорошо помню только собрание

революционных рабочих и то, какими строгими и возвышенными были их лица, совсем как лицо Христа, направляющегося в Вифлеем, или что-то в этом духе…

Вообще, я ни разу в жизни еще не встречала человека, который дочитал бы

этот роман до конца. Причем в отличие от книг Джойса, Пруста или там Гомера

никто никогда не стесняется признаться в том, что так и не смог дочитать роман

«Мать» до конца. Удивительный феномен! В этом отношении Горький является

прямым предшественником писателей-постмодернистов, и, в частности, представителей «нового романа», считавших занимательность чуть ли не знаком

дурного тона. К тому же в романе Горького припрятана еще одна небольшая

обманка, своеобразная интеллектуальная ловушка. Название на первый взгляд

будто бы отсылает к Фрейду, но каждый, кто попытается трактовать роман при

помощи психоанализа, непременно обломается, так как ничего там не поймет, ну