Маруся Климова

агрессивная группка, а затем и все остальные, и так продолжается до сих пор, ибо никто, похоже, больше не опасается показаться уродливым или смешным…

Глупо, конечно, обвинять Брюсова во всех смертных грехах и напастях, обрушивавшихся на современную культуру, но, полагаю, с легкостью

переступив границу между красотой и уродством, именно он подал, если и не

сигнал к действию, то очень опасный пример для подражания, которому лично

мне почему-то меньше всего хочется следовать…

К счастью, я сегодня могу достаточно четко определить природу своей

глубокой неприязни к Брюсову. Мне кажется, что мое отношение к нему, наверное, даже в чем-то сродни чувствам, которые мог бы вызвать у какого-

нибудь матерого уголовника удачно внедрившийся в ряды преступной

81

группировки милицейский агент. Как правило, такого агента довольно просто

распознать, -- во всяком случае, в многочисленных фильмах на эту тему у него

обычно бывает немного чуточку более правильная, чем у остальных, я бы даже

сказала, квадратная голова. Так иногда мягкие пушистые комочки под рукой

вдруг начинают скрести, покалывать, потом проступают какие-то квадратные

неуклюжие неудобные очертания и так становится противно, противно и обидно

– за свои жалкие, наивные, убогие иллюзии, просто до слез… В конце концов, распознавание такого персонажа и отделение его от остальных – это тоже в

каком-то смысле проблема чистоты стиля, так что аналогия с литературой

кажется мне вполне оправданной. Вот и Брюсов рядом с Блоком или же

Кузминым всегда казался мне таким человеком -- с чуточку более правильным

квадратным черепом, представителем совершенно чуждого и враждебного мира

обывателей. Или же, в лучшем случае, представителем столь же враждебного

модернизму постмодернизма, но суть от этого не меняется...

Забавно, но у меня теперь даже есть небольшой опыт распознавания

подлинных декадентов в среде фальшивых. Несколько лет назад, когда мы с

Тимуром Новиковым готовили первый Фестиваль петербургского декаданса, мы

старались ни в коем случае не допускать к участию в нашем фестивале «ложных

декадентов», которых, надо сказать, и сейчас, в наши дни, существует очень

много. Такова была наша общая договоренность и установка. Помню, я тогда

постаралась собрать в кулак всю свою интуицию и волю, чтобы не позволить

этим фальшивым личностям профанировать наше мероприятие. Некоторых, конечно, мы все-таки пропустили, но такой, как Брюсов, думаю, ни за что бы не

прошел отбор, потому что он, в сущности, и был самым что ни на есть

«фальшивым декадентом». Это как раз тот самый случай! Да и фальшивым

поэтом вообще!

Кстати, на старости лет Брюсов сделался очень похож на Горького, – по

крайней мере, если судить по портрету: те же моржовые усы, скошенный назад

лоб, выпяченные губы, маленькие заплывшие глазки. Вероятно, он

действительно готовился прожить еще лет пятнадцать, всерьез собирался

внедриться в новую среду…

Глава 18

Горные вершины

Искусство противоречит жизни… Наверное, в моем понимании чистоты

стиля есть что-то буддийское. Смерть – это недостижимый идеал, нирвана, а

жизнь несет в себе одни сплошные страдания. И в самом деле, я так думаю: чем

ближе художник к смерти, чем более одинок, тем ближе к совершенству стиль

его произведений. Так всегда было и будет: и при послемодернизме, и за сотни

лет до всякого модернизма. В этом есть какой-то непреложный закон, не

подлежащий ни малейшему сомнению, во всяком случае, для меня! А все эти

«любови», «дружбы» и прочие человеческие слабости и земные флюиды только

замутняют хрустальную чистоту горнего воздуха, портят атмосферу, можно

сказать. Эти слабости вторгаются в нее, как незримые электромагнитные

излучения или же силы гравитации, и заставляют руку художника дрожать под

тяжестью карандаша. Хуже того, они искажают окружающее творца

пространство, делают его как бы чуточку более розовым что ли, а порой

писателя даже начинают посещать глюки в виде соблазнительных цветущих

оазисов, неожиданно возникающих посреди бескрайней пустыни жизни…

Женщина -- самая слабая из слабых, хилое безмозглое существо -- наиболее

подвержена воздействию этих ядовитых флюидов. Полагаю, поэтому слепок с

82

такого искаженного пространства, вобравшего в себя сверхдозу всевозможных

пошлых человеческих чувств и привязанностей, и получил уничижительное

название: «женский роман». «Женский роман» – такое определение жанра, в

котором работают некоторые современные писательницы, -- для меня это что-то

вроде клейма, которое ставили в средние века на тело проституткам, ничуть не

лучше. Хотя не только в средние, потому что именно такое клеймо в виде белой