Маруся Климова

менее гладко срифмованные слова. А как я уже говорила, графомания -- любимая

забава обывателей. Никогда, кстати, не могла понять, что люди находят в этом

занятии интересного. Вот и Брюсов, признаюсь, меня слегка озадачивает…

Подлинные «инерционные следы» своей жизни, которые повсюду оставляют

подобные человеческие особи, как правило, не имеют никакого отношения к их

собственному сознательному творчеству. Впрочем, это уже, скорее, тема для

романа, чем для истории литературы…

Помню, раньше, уже довольно давно, всякий раз, когда я садилась за стол и

пыталась что-нибудь записать, какие-нибудь свои мысли или же наблюдения над

жизнью, меня вдруг охватывал страх -- нет даже не страх, а что-то вроде чувства

неловкости. Совсем как в старых фильмах, которые я часто видела в детстве, --

про девушку из деревни, пришедшую наниматься в профессорскую семью в

качестве домработницы. Профессор и его семья обитали в огромной

многокомнатной квартире в сталинском доме. И вот все рассаживаются за

круглый обеденный стол, весь уставленный всякими там графинчиками, рюмочками и расписными тарелочками с разной снедью. У профессора

небольшой выпирающий из- под рубашки животик, шкиперская бородка без усов

и слегка съехавшие на большой толстый нос очки, из-под которых он лукаво

поглядывает на свою будущую домработницу. Сам он уже давно заткнул

салфетку за расстегнутый воротник и легко расправляется с куском мяса у себя

на тарелке, а та, бедная, все никак не может правильно взять в руки вилку и нож, все время перекладывает их из одной руки в другую…

Вот и я тоже, когда садилась раньше писать, чувствовала себя точно такой

же деревенской девушкой, сиротливо поеживающейся под лукавым

насмешливым взглядом какого-то незримого профессора, совсем как в тех

старых советских фильмах. Не то чтобы я ручку правильно держать не умела, но

просто чувствовала, что мне очень хочется написать что-нибудь очень умное и

значительное, но вся моя прошлая жизнь этому противится и как будто по

инерции захлестывает меня и мешает, хотя мне вроде только и надо-то водить

рукой по бумаге и записывать там всякие слова и предложения. Но ведь и та

несчастная претендентка на роль домработницы не могла справиться с таким

легким вроде бы занятием, как умение держать вилку и нож, так как вся ее

прошлая жизнь в деревне тоже этому противилась, и в нужный момент она

84

просто оказалась к этому не готова. То есть и ей, как тому же автомобилисту, не

удалось с ходу резко затормозить в нужном месте, и прошлая жизнь просто по

инерции ее захлестнула…

Такие чувства очень долго преследовали меня при попытках что-нибудь

написать, пока наконец до меня не дошло, что писателю, видимо, ничего другого

не остается, как изложить на бумаге все, в том числе и то, чего он больше всего в

себе стыдится. Потому что избавиться от своей жизни все равно невозможно, и

она обязательно будет тебе мешать, если ты сам не сделаешь ее содержанием

своего творчества. Не говоря уже о том, что и в непосредственности деревенской

девушки есть свое обаяние, а в гладких манерах аристократа – что-то банальное, печать чересчур правильной жизни, ну а о профессорах я вообще молчу…

Короче говоря, в конце концов я поняла, что нет никакого смысла

волноваться и заботиться, потому что никто все равно не сможет как-то

принципиально усовершенствовать свое умение владеть вилкой… А может, я и

не поняла толком ничего, просто немного закоснела в своем бесконечном

идиотизме, попривыкла, что ли, хотя у жизни есть такая странная особенность --

она всегда застает тебя врасплох, и привыкнуть к ней невозможно. На самом

деле я и сегодня часто чувствую себя простушкой в окружении насмешливых

профессоров. Нет, пожалуй, я к этому так и не привыкла, скорее, ожесточилась и

затаила в душе жуткую злобу. Честно говоря, мне теперь абсолютно плевать: правильно я держу в руке вилку или нет,-- мне даже часто хочется зажать ее в

кулаке и с размаху воткнуть в стол, или же забраться под этот стол и укусить

кого-нибудь за ногу, как это делал Распутин в фильме «Агония»… Или же он так

не делал?.. Ну да ладно!..

Странно, но миновав границу XIX века, я вдруг вспомнила, что практически

ничего не написала про такого поэта, как Лермонтов. Почему? Мне и самой

сейчас это не совсем понятно и даже немного пугает. Чего доброго еще могут

подумать, что Лермонтов, с моей точки зрения, тоже не имел никакого

отношения к литературе, а это было бы неверно! Моя забывчивость, вероятно, могла бы привлечь к себе внимание психоаналитика, который наверняка

усмотрел бы в ней бессознательную зависть к конкуренту и желание его

«замолчать»… Короче, хорошо, что я вовремя спохватилась! А Лермонтов и