Маруся Климова

почувствовать наконец под ногами твердую почву, а ее все нет и нет… И дело

86

даже не в материальной нестабильности, а в странной зыбкости моего

мировоззрения – такое ощущение, что взгляду не на что опереться во внешнем

мире, и он все время проваливается в пустоту. В том-то все и дело, обыватель –

это человек, твердо стоящий на ногах, а писатель вечно блуждает в темноте и

пытается ориентироваться по каким-то туманным звездам. Если обыватели вдруг

начинают придавать литературе слишком большое значение, то очень скоро они

все тоже погружаются во мрак и с непривычки вскоре идут ко дну. Как это и

произошло в России. Все очень просто!

Однако никто так не верит в незыблемость литературы, как обыватели.

Писателю обычно очень не хватает этой обывательской твердости и уверенности

в себе… Существует, по крайней мере, несколько гипотез о смерти литературы, и все они с особым наслаждением муссируются самими писателями.

Большинство обывателей о них даже не подозревают. «Литература мертва? А

тем более, театр? Музыка? Или же живопись? Как?! Разве такое возможно?!.»

Одна моя парижская знакомая, происходящая из очень старинного немецкого

рода, как-то с неподдельным восторгом и трепетом рассказывала мне о

перипетиях жизни Мякина, гонкуровского лауреата русского происхождения.

Особенно ее волновал самый тяжелый период жизни писателя, когда он «даже

жил на кладбище в склепе». Все это, естественно, было описано в его книгах.

Признаюсь, этот рассказ очень тронул мою душу, даже

вселил в меня надежду, что когда-нибудь и моя судьба кого-нибудь так же взволнует! Правда пока я еще

не получила никакой премии, и это меня слегка озадачивает…

Самая распространенная и одновременно самая простая и понятная гипотеза

о смерти литературы основывается на идее прогресса. Эта гипотеза настолько

проста и доходчива, что, мне кажется, и моя парижская знакомая, если бы только

знала о ее существовании, вполне могла бы с ней согласиться. Суть этой

гипотезы заключается в том, что литература не выдержит конкуренции с более

технически оснащенными визуальными видами искусства, такими как кино или

же Интернет, и с неизбежностью погибнет. Короче говоря, у человечества

раньше просто не было под рукой достаточных технических средств, кроме

камня, стены в пещере, карандаша, листка бумаги, кисти, холста и т.п. для более

или менее правдоподобного воспроизведения окружающей реальности. Зато

теперь люди воздвигли огромные телебашни, запустили в небо спутники и

сумели создать такую сложную технологическую цепочку, что в перспективе

каждый, сидя у себя в квартире, сможет постоянно наблюдать жизнь своего

соседа на экране телевизора со всеми интимными подробностями. Иными

словами, шоу «за стеклом» и есть единственная и совершеннейшая форма

искусства, воплотившая в себе главную мечту человека -- подглядывать за своим

ближним. С появлением этого чуда техники необходимость во всех

«посредниках» между человечеством и реальностью со всеми их жалкими

карандашами, холстами и театральными подмостками автоматически отпадает.

Честно говоря, эта гипотеза кажется мне вполне правдоподобной и

соответствующей природе человека. Однако, как это ни парадоксально, именно

техническая неоснащенность литературы делает ее наиболее

конкурентоспособной в споре с прогрессом, так как недостаток технических

средств побудил писателей разработать, пожалуй, самую изощренную

идеологию для оправдания собственного существования. Иными словами, обывателей теперь, когда все технические вопросы, по сути, уже решены, будет

очень сложно убедить в отсутствии у человека души и врожденной тяги к так

называемой «духовности». На них вся надежда!

Что касается меня, то я вообще не верю в то, что за словом «литература»

когда-либо что-нибудь скрывалось, кроме пустоты. То есть я думаю, что никакой

87

литературы попросту никогда не было, так что и умирать, в общем-то, нечему! А

всегда был, есть и будет чистый индивидуальный акт творчества, создающий из

ничего нечто. И между двумя такими актами, пусть даже осуществленными при

помощи карандаша и бумаги, скорее всего, нет и не должно быть ничего общего.

Так что называть такие единичные творческие акты одним словом «литература»

-- это, на мой взгляд, все-таки сильное преувеличение. В существование

литературы, как я уже сказала, верят, главным образом, обыватели. Не случайно

же они создают литературные институты и сами же там учатся и преподают…

И все-таки, взявшись писать историю русской литературы, я теперь должна

довести начатое до конца. С моей стороны было бы в высшей степени

безответственно вот так вдруг все взять и бросить. Тем более, что в русской

литературе (я позволю себе по-прежнему употреблять это слово) осталось еще