Маруся Климова

описывают, лучше просто невозможно. Может, он и красивый, но именно как

77

больной в последней стадии болезни, и на линиях его руки тоже не видно ни

богатства, ни благополучия, жизнь подходит к концу. Обитые серые каменные

ступени, ободранные кирпичные стены, статуи девушек с отбитыми носами и

подбородками на Садовой улице, даже у сфинксов -- и у тех куски из туловищ

сколоты. Когда-то давно ранней весной я ездила на набережную к Академии

художеств, брала с собой синюю пластмассовую лодочку, к ней крепился желтый

человечек и белый парус. Я садилась на гранитные ступени и на длинной-

длинной леске запускала эту лодочку плавать по Неве – ранние сумерки

скрывали меня, я сама с трудом различала эту лодочку среди серых волн. Но

натянутая леска в руке успокаивала меня, я была уверена, что моя лодочка там, хотя и далеко, зато когда-нибудь она вернется все-таки назад. Иногда меня

охватывало желание - подобно тому, как тянет иногда споткнуться, разбить

вдребезги как бы случайно красивые фарфоровые чашки со стола, или же забыть

оглянуться на мчащиеся машины при переходе улицы на красный свет, или же

внимательно посмотреть в глаза сумасшедшего, громко разглагольствующего в

общественном транспорте, – желание хоть на минутку отпустить леску, просто

для интереса, что тогда будет, -- но я все же не могла этого сделать и крепко

сжимала ее в покрасневших от холода руках. Я сама чувствовала себя желтым

пластмассовым человечком, прикрепленным к синей пластмассовой лодочке под

белым пластмассовым парусом, которого чья-то рука запустила плавать среди

серых неспокойных волн, и я не знаю, вернет ли она меня на прочный надежный

берег или отпустит совсем на свободу, чтобы я еще немного покувыркалась и

побарахталась перед тем, как окончательно пойти ко дну.

У меня, кстати, до сих пор дома висит портрет Блока, который я купила

очень давно в Доме книги -- тогда там продавались портреты всех писателей, на

выбор, нарисованные серым на белом фоне. В основном там, правда, были

советские писатели: Серафимович с квадратной головой, Твардовский с

проникновенным лицом, Симонов, напоминающий пенек. Блока в эту серию

включили, очевидно, из-за его революционной поэмы «Двенадцать». Он на этом

портрете -- со страдальчески искаженным лицом, а сзади угадываются какие-то

знамена, плакаты, толпы – короче, образ мятущегося, не определившегося до

конца поэта в самой гуще революционных событий. Тем не менее тогда мне этот

портрет показался очень красивым, почему я его, собственно, и купила: благородное измученное лицо, развевающиеся кудри, бант на шее. Потом

постепенно он стал меня раздражать – что-то дебильное все больше

проглядывало в этом перекошенном лице, в брезгливо изогнутых губах, -- и все

больше Блок стал мне представляться чуть ли не уродом. Думаю, на самом деле

больше всего он похож на себя на портрете Сомова – маленькие заплывшие

глазки, обведенные черными кругами, распухшие губы: неподвижное, как маска, обрюзгшее лицо, чем-то напоминает индейца, вождя какого-то племени. Я уже

хотела вообще снять к чертям этот портрет и запихнуть его куда-нибудь на

антресоли или подарить знакомому художнику, чтобы загрунтовал, а сверху

нарисовал какую-нибудь картину – рамка у этого портрета совсем неплохая, выбрасывать жаль. Но потом все же оставила его – пусть висит, как памятник

эпохи, все-таки я к нему уже привыкла и почти не замечаю. Хотя, может, еще и

сниму. К тому же он уже сильно пожелтел и весь засижен мухами…

Глава 17

Фальшивый декадент

78

В свое время я никак не могла понять, почему Блок под конец жизни так

мучительно пробуждался в новой для себя реальности, но все же не смог к ней

адаптироваться – умер, а вот Брюсов с легкостью переступил через роковой

рубеж 1917-го года, и даже только что основанный Литинститут первоначально

был назван его именем, только позже будучи переименован в честь Горького. С

Горьким, впрочем, все более или менее ясно, но Брюсов…

Когда-то Брюсов был для меня даже как бы двойником Блока: поэт-декадент, погрязший в кокаине, алкоголе и прочих пороках, к тому же еще это начальное

«Б» в фамилиях… Сам Брюсов, насколько я знаю, тоже старательно изображал

из себя декадента. Например, в окружении истеричных девиц ходил по разным

барам, кабакам и ресторанам. Войдя в забегаловку, картинно вставал посреди

зала и зычным голосом подзывал к себе официанта, а потом начинал требовать

невесть чего, причем вопил все громче и громче. Все посетители, естественно, слышали эти выступления, а девицы млели и визжали от восторга. Потом Брюсов

заказывал шампанского или водки, постепенно нажирался до полной отключки и

девиц тоже не забывал напоить. Потом они распространяли всюду совершенно

невероятные слухи, создавая таким образом Брюсову нужную ему репутацию.