Маски Пиковой дамы

Жил на свете добрый Царь,
Православный государь.
Все сердца его любили,
Все отцом и другом чтили.
Любит царь детей своих;
Хочет он блаженства их:
Сан и пышность забывает —
Трон, порфиру оставляет. —
Царь как путник в путь идет
И обходит целый свет.
Посох есть ему держава,
Все опасности забава…[513]

Текст Карамзина заметно отличается от французского оригинала: «Некогда некий славный император доверил заботы о своей империи мудрому наместнику, чтобы объехать весь мир с целью образования»[514]. Следует согласиться, что влияние «Писем русского путешественника» на разные произведения Пушкина куда больше, чем ранее представлялось[515]. Поэт знал и карамзинский перевод, и оригинальный вариант песни. А в «Анджело» приписал Дуку иную цель — не образование, не наделение подданных знаниями, как у Карамзина, а желание подтянуть пружины власти, но не своими руками.

«За учителей своих»

Для Пушкина способность прощать — свидетельство истинности государя. По сравнению с Шекспиром он еще усилил данный мотив бескорыстной просьбой предполагаемой жертвы Изабелы в конце текста[516]. Но и сам «грешник» казался ему характером сложным и многогранным. До последних дней Пушкин останется верен этим идеалам. В 1835 году, на пороге «каменноостровского цикла» — глубокого и полного раскаяния, — написан «Пир Петра Великого», где снова возникла мысль о прощении. Этим стихотворением Пушкин открыл первую книгу журнала «Современник», то есть оно еще и общественное заявление. «Что пирует царь великий / В Петербурге-городке?» Рождение нового отпрыска? Годовщину Полтавы? Очередную викторию?

Нет! Он с подданным мирится;
Виноватому вину
Отпуская, веселится;
Кружку пенит с ним одну;
И в чело его целует,
Светел сердцем и лицом;
И прощенье торжествует,
Как победу над врагом.

Если слово «врагом» написать с прописной буквы, то значение изменится. Прощение виноватых — победа над Врагом рода людского. Именно ее поэт ждал от царя. Причем отлично понимая, кто такие эти виновные. Вспомним разбор слова «виться». «Над Невою резво вьются / Флаги пестрые судов» — «Вьются бесы…» Далее речь о гостях: «В царском доме пир веселый, / Речь гостей хмельна, шумна». Гостей же в их истинном обличье читатель встречает в «Евгении Онегине» на именинах Татьяны и в ее сне. Это «шайка домовых».

То есть Петр сам пригласил в свой дом бесов, чтобы простить их и с ними примириться — открывается законный для Пушкина, автора «Медного всадника», слой понимания личности Петра. «Кружку пенит с ним одну» — «Пей, батюшка, за здоровье своих мертвецов!» Ведь результатом приглашения бесов станут горы трупов — «Есть место им в полях России…»

Тем не менее надо простить. Осмелимся предположить крамольную мысль: восстановление памяти пятерых казненных и дальнейшая судьба сосланных играли для поэта меньшую роль, чем спасение души царя. В 1836 году появится неоконченное стихотворение «Мирская власть», где позиция Пушкина будет пояснена. На Страстную пятницу в Казанском соборе он увидит у плащаницы двух часовых. Образ ужаснет его — веру хранит не теплое предание в душе народа, а вооруженные люди. Он напишет, что после распятия Христа по сторонам от «животворяща древа» плакали Дева Мария и Мария Магдалина — «Стояли две жены».

Но у подножия теперь Креста Честного,
Как будто у крыльца правительства градского,
Мы зрим поставленных на место жен святых
В ружье и кивере двух грозных часовых.

Далее поэт спрашивает «мирскую власть»: не безумие ли думать, будто Бога можно спасти оружием? Он бесконечно сильнее, но предал Себя на распятие ради тех самых людей, от которых Его теперь защищают:

Иль мните важности придать царю царей?
Иль покровительством спасаете могучим
Владыку, тернием венчанного колючим,
Христа, предавшего послушно плоть свою
Бичам мучителей, гвоздям и копию?
Иль опасаетесь, чтоб чернь не оскорбила
Того, чья казнь весь род Адамов искупила?