Маски Пиковой дамы

«Женщины царствовали» соответствует пассажу из «Пиковой дамы»: «В то время дамы играли в фараон» — и оба указывают на «увенчанную жену». Эти описания действительно восходят к карамзинским «Письмам русского путешественника»[129], где аббат Н*** рассказывал об улице Сент-Оноре: «Здесь по воскресеньям у маркизы Д* съезжались самые модные парижские дамы, знатные люди, славнейшие остроумцы; одни играли в карты, другие судили о житейской философии, о нежных чувствах, приятностях, красоте и вкусе». Здесь встречались и католические священники, и оккультные писатели, один из них объяснял «любопытным женщинам свойства древнего хаоса и представлял его в таком ужасном виде, что слушательницы падали в обморок от великого страха. Вы опоздали приехать в Париж; счастливые времена исчезли»[130].

В «маркизе Д*» можно угадать очерк лица «графини D» из «Арапа Петра Великого» (впрочем, в «Письмах…» есть и графиня Д*, намеренная переехать в Россию[131]), а от нее через титул мог прийти к Старухе, в молодости посетившей Париж. Эпохи пересекаются, как сами тексты: «Однажды при дворе она проиграла на слово герцогу Орлеанскому что-то очень много». Конечно, у титула был уже другой обладатель. Но по созвучию Регентство поставлено в один ряд с временами, предшествовавшими революции.

В послании «К вельможе» снова возникнет Франция времен «старого порядка»:

С Фернеем распростясь, увидел ты Версаль.
Пророческих очей не простирая вдаль,
Там ликовало все. Армида молодая,
К веселью, роскоши знак первый подавая,
Не ведая чему судьбой обречена,
Резвилась, ветреным двором окружена.
Ты помнишь Трианон и шумные забавы?

Никто еще не пророчил революции. Мария Антуанетта («Армида молодая») не могла знать, что будет обезглавлена. Еще милей оказалась Испания:

Скажи, как падает письмо из-за решетки,
Как златом усыплен надзор угрюмой тетки;
Скажи, как в двадцать лет любовник под окном
Трепещет и кипит, окутанный плащом.

А разве испанские забавы чем-то отличались от французских или русских того времени? «…Ступив за твой порог, / Я вдруг переношусь во дни Екатерины». Кажется, мы нащупали след молодого любовника, который тайком покидал особняк графини: «Германн… стал сходить по лестнице, волнуемый странными чувствами. По этой самой лестнице, думал он, может быть, лет шестьдесят назад, в эту самую спальню, в такой же час, в шитом кафтане, причесанный a l’oiseau royal, прижимая к сердцу треугольную свою шляпу, прокрадывался молодой счастливец, давно уже истлевший в могиле, а сердце престарелой его любовницы сегодня перестало биться…»

Если описанный у Пушкина особняк — и правда, дом на Дворцовой набережной, где позднее жил австрийский посол Шарль Луи Фикельмон с семейством, а прежде — графы Салтыковы, украсившие фронтон своим гербом[132], то «молодой счастливец» может быть сопоставлен с Сергеем Васильевичем Салтыковым, первым любовником великой княгини Екатерины, которого называли настоящим отцом Павла I.

Графиня Леонора в «Арапе Петра Великого» рождает Ибрагиму сына. И вот тут скрыта метаморфоза. Если вспомнить усилия мадам д’Юрфе, стремившейся зачать самою себя, но в мужском обличье, то с алхимической точки зрения допустимо воспринимать ребенка как духовного отпрыска Петра Великого, поскольку Ганнибал был его крестным сыном.

Описание родов: «Она мучилась долго. Каждый стон ее раздирал его (Ибрагима. — О. Е.) душу; каждый промежуток молчания обливал его ужасом», — уводит к рассказу о долгих и тяжелых родах молодой великой княгини из «Записок» Екатерины II. В довершении страданий роженицу оставили одну в комнате, как и Леонору. «Графиня слабо улыбнулась и протянула ему слабую руку… но доктор, опасаясь для больной слишком сильных потрясений, оттащил Ибрагима от ее постели».

Судьба мальчика как будто неясна. В «Арапе…» сказано: «Сын их воспитывался в отдаленной провинции». Но еще ранее, при описании родов волнение Ибрагима вынудило его проникнуть к возлюбленной: «…Вдруг он услышал слабый крик ребенка и, не имея силы удержать своего восторга, бросился в комнату графини — черный младенец лежал на постели в ее ногах». Черный младенец, как и «черный друг» — может быть воспринят и как игра слов. Ребенок, рожденный в результате оккультных упражнений, тоже будет черным, но не в прямом, а в переносном смысле.