Маски Пиковой дамы

С «Записками» же Екатерины Великой перекликается пассаж в мемуарах Эделинг, касающийся императрицы Елизаветы Алексеевны, которая по дороге в Россию опасалась «произвола молодого варвара»: «Сама она не была равнодушна к соблазнам величия. Возвышенная душа ее была создана для престола»[263]. У Екатерины как раз перед свадьбой с Петром III, действительно варваром под пером жены: «Сердце не предвещало мне ничего хорошего. Я ясно видела, что великий князь не любит меня… Но я не была столь равнодушна к короне Российской империи. Одно самолюбие меня поддерживало».

Значительная часть третьей главы (до прихода Германна в дом графини) отдана Лизавете Ивановне. Эпиграф через «Записки» связывает ее и с Екатериной II, и с Елизаветой Алексеевной.

Позволительно спросить: а могла ли супруга Александра I в действительности повторить путь Екатерины Великой? Стать продолжением Старухи?

«Нас заедают немцы»

Полагаем, что нет. И в этом вина не ипохондрии бедной дамы. Ни она, ни великая княжна Екатерина Павловна (гипотетическая Екатерина III), ни позднее супруга Михаила Павловича — великая княгиня Елена Павловна, бредившая записками бабушки мужа, — не имели шанса получить корону. Дело не в многочисленной мужской родне. Ею при переворотах легко пренебрегали.

Изменилось само время. Общество стало иным. Более щекотливым, более ранимым и в национальном, и в половом вопросе. Его предпочтения потянулись к другому полюсу. Когда-то автор этих строк в частной беседе услышал от биографа Петра I Николая Ивановича Павленко удивительные слова: «Если бы Екатерина была мужчиной, русским, ее превозносили бы больше, чем Петра». Потом пожилой историк написал целую книгу о Екатерине, в которой доказывал, что она была менее великой, поскольку черпала сподвижников только из дворян, а Петр — и всех слоев общества, включая прогрессивные низы… Бог судья.

Но «осадок остался». Самая русская из русских императриц (до Марии Федоровны, супруги Александра III, о которой говорили, что она «святее, чем все московские колокола»[264]), написавшая в «Антидоте» горькие слова о том, что после Петра «русским было непростительно быть русскими дома»[265], Екатерина тем не менее родилась женщиной, немкой.

Современники Пушкина остро чувствовали грань. Посещавший Россию в 1830 года британский эмиссар Джеймс Александер заметил эту особенность: «Беседуя с русскими о Екатерине Великой, этой замечательной женщине, я был удивлен, заметив, что им не нравится, когда я добавляю к ее имени эпитет „великая“, да и вообще, как мне кажется, они не слишком расположены упоминать об этой императрице. Мне постоянно напоминали, что она чересчур явно проявляла свое пристрастие к иностранцам, потому что сама она была немкой… Русские говорят: „Нас заедают немцы“, и поскольку они полагают, что вполне могут обойтись без иностранцев, неудивительно их подозрительное отношение к чужеземцам»[266].

Те же настроения в высшем обществе заметил и Эдвард Дисборо, когда составлял свой дипломатический меморандум о событиях 14 декабря 1825 года. По его мнению, преобладание чужестранцев стало одной из причин возмущения: «Они — дворянство — жаловались на засилье иноземцев: что немецкий интендант назначен министром финансов, что иностранные дела были поручены греку и потомку ливонца, рожденного на борту британского корабля, что послом в Лондоне ливонский барон, в Париже — корсиканский авантюрист, в Берлине — финн, и помимо этого множество более мелких назначений. Англичанин командует на Черном море, немец — на Балтийском, в то время как его брат — морской министр. Итальянец — генерал-губернатором в Риге, вюртембержец — здесь. Витгенштейн и татарин командуют первой и второй армиями»[267].

В последнем ошибка — Алексей Петрович Ермолов, называвший себя Чингизидом по матери, командовал на Кавказе. Можно было вспомнить и грузинского царевича Петра Ивановича Багратиона, «любимца армии», «гения арьергардных боев». И «поляка» Николая Николаевича Раевского, ведь именно так называли всю смоленскую шляхту. Или шведское происхождение «ледовитого Барклая». Но и перечисленных хватало: Егор Францевич Канкрин, Иван Антонович Каподистрия, Карл Васильевич Нессельроде (на самом деле австриец по отцу и еврей по матери), Христофор Андреевич Ливен, Карл Осипович Поццо ди Борго, Давид Максимович Алопеус, Алексей Самуилович Грейг, Филипп Осипович Паулуччи.