Мастер серийного самосочинения Андрей Белый

Различные ипостаси самого Белого, а также Блока, отца и других близких Белому людей представляются равноправными, но в ряде случаев они являются не просто разными и не просто противоречивыми – а исключающими друг друга. На эту особенность, внимательно читая Белого, практически невозможно не обратить внимания. Например, в одном случае Белый пишет об иронии в своих произведениях – в другом открещивается от иронии. Одно самоизображение исключает другое, они не могут быть оба верны. Возможно, когда Белый утверждал первое, он свято в это верил, а когда утверждал второе, с первым несовместимое, столь же свято верил в это второе – но результат остается тем же: одно не может сосуществовать с другим.

Самый известный пример несовместимых между собой изображений одного и того же, конечно же – изображения Белым Блока и отношений между ними. Первым на это обратил внимание Ходасевич, который передал свое наблюдение с безукоризненной точностью: свои отношения с Блоком Белый изобразил «в двух версиях, взаимно исключающих друг друга»[489]. Вполне очевидно, что то же относится и к ряду других самоописаний Белого. Мне кажется, что речь идет об относительно самостоятельном феномене в серийном самосочинении (не одного Белого, хотя другой пример найти будет нелегко), который ранее не был обобщен. Предлагаю называть его, вслед за Ходасевичем, феноменом взаимоисключающих, или взаимно несовместимых, самоописаний.

Серии взаимоисключающих описаний контрастируют у Белого с сериями более привычными, рисующими различные, но при этом совместимые между собой образы, которые естественно назвать сериями взаимодополняющих описаний. Белый – редкий сочинитель, у которого серии первого рода представляют собой заметное явление. В его текстах серии того и другого рода причудливо переплетаются между собой.

Автофикшн, несмотря на то что в мемуарах Белый в целом не прибегает к имитации бессознательного дискурса, идеологически удивительно близка мемуарной практике и теории Белого. Основоположник жанра Дубровский писал, что «отображающее, референциальное и невинное записывание» есть «иллюзия»[490]. Белый не делал подобных заявлений, но как будто именно из этого исходил.

Отсутствие в воспоминаниях Белого стиля, постулированного теоретиками автофикшн, наводит на мысль: обязательна ли имитация бессознательного для жанра самосочинения? Случай Белого, точнее, его мемуары – где нет имитации бессознательного, но есть все остальное, из чего складывается автофикшн – подсказывает ответ отрицательный. Да и нелогично связывать определение жанра так жестко с техникой письма. Между прочим, в некоторых более поздних заявлениях Дубровского можно усмотреть отказ от такой жесткости. В этой части теория автофикшн напрашивается на ревизию.

Идея неполноты документальной правды (как и вытекающие из нее задачи автофикшн) имеет прямое отношение к Белому. Уже современники отмечали, что воспоминания Белого не отличаются правдивостью. Автофикшн постулирует существование другой правды – не материальных фактов и событий, а фактов и событий, спрятанных и происходящих глубоко в подсознании. C этой точки зрения, тексты Белого могут быть по-своему правдивыми: они могут точно передавать, что он чувствовал и переживал, в какие верил фантазии и какими руководствовался навязчивыми идеями, как, глубоко по-своему, видел эпоху и людей. Он сам писал, что не может точно пересказать свои разговоры с Блоком, но настаивал, что точно передает их дух. Стоило бы уточнить, что и дух он передает так, как он его чувствует в момент передачи. Его прежде всего интересовала правда воображения. Белый, вероятно, мог бы подписаться под программным заявлением Дубровского: «Автофикшн – это олитературивание самого себя посредством самого себя, которое я, как писатель, решил себе преподнести <…>»[491]. Остается только заменить «автофикшн» словами «моя проза».

Оппонент Дубровского, другой теоретик автофикшн Колонна, идет еще дальше. Он говорит об изобретении и пере– изобретении себя и настаивает на вымышленности самосочинения. С этой точки зрения, мемуары Белого, как это ни парадоксально, могут показаться даже излишне референциальными – попросту говоря, чересчур правдивыми.