Матери

Они попали в ловушку. И строить вокруг защитную стену было поздно.

В ванной Томми неловко наложил на рану повязку с тампоном. Посмотреться в зеркало он не осмелился, вспомнив, как однажды в детстве мать обрабатывала ему ссадину на коленке после того, как он упал с велосипеда.

Ему требовалось знать, правду ли говорила Тесса. И собиралась ли мать возвращаться домой. Без нее дом как будто стал совсем другим – казалось, он того и гляди рухнет. Томми, шатаясь, вышел в коридор, снял трубку настенного телефона и позвонил Норме на мобильный.

Но она не ответила. Он хотел было оставить ей сообщение, когда включился автоответчик, но не смог выговорить ни слова, поскольку от волнения у него перехватило горло; повязка на животе уже насквозь пропиталась кровью, но ему было не до того.

Любуясь полуобнаженным телом Тессы, таким, казалось ему, доступным, он, однако, не испытывал никакого влечения к ней, ни малейшего желания обладать ею. Он просто хотел, чтобы она снова улыбнулась ему и чтобы позволила ему обнять ее.

Надо было набраться терпения. Дождаться удобного случая. Он был уверен, что она очнется, когда из-за горизонта покажется солнце. Когда солнечный свет оживит краски на ее лице и отразится в ее глазах.

Быть может, к тому времени она все забудет. И тогда они смогут начать все сначала.

Мать, Синди и Грэм будут счастливы снова увидеть его, когда наконец вернутся домой. И он, уже совершенно не стыдясь, расскажет им, как они были ему нужны во время его долгих скитаний. Они погрузят все свои пожитки в грузовик и отправятся в Калифорнию, чтобы доставить радость Тессе. Или на какой-нибудь пустынный остров далеко в открытом море, как на том рисунке, который он когда-то нарисовал в школе, изобразив на нем, как они с матерью и Грэмом живут в тысячах километров от Канзаса, в тысячах километров от…

Воронье карканье приближалось со скоростью урагана. Десятки невидимых рук стучали в окна и двери.

Людоед рвался в дом. Вместе с легионом покорных ему душ. Но Томми должен был защищаться. Ради нее. Чтобы по мере возможности сохранить огонек.

Тогда он представил их будущий дом – белый-белый, трехэтажный, с красивой зимней верандой, расположенный на склоне холма, откуда виден океан. А потом он представил их детей, двух мальчиков – Эрика и Нормана, представил, как берет их за руки и ведет к яблоне, чтобы поиграть с ними в бейсбол. Они станут у него самыми счастливыми детьми на свете. Вместе с Тессой они каждое мгновение будут одаривать их любовью. Они никогда их не обидят и не доведут до слез.

Их совместная жизнь будет самой простой и по возможности самой светлой. Грозовые тучи будут рассеиваться у порога их дома.

Он звал его. Он завывал, подзывая его. Томми зажмурился и весь собрался, пытаясь прогнать его, как в тот раз, когда он, затаившись на высохшем поле, силился прогнать мчавшуюся к нему отцовскую машину, мысленно заставляя ее взлететь в небо, все выше и выше – прямо к солнцу – и сгореть в его жарком пламени.

Но тогда у него не вышло. У него вообще никогда это не получалось.

Чтобы избавиться от чудовища, его следовало поразить в самое сердце.

Но не мысленно. А своими собственными руками, ставшими отныне руками человека взрослого, руками, которые уже убивали.

Каждый шаг, который он делал, ступив во двор, как ему казалось, отдалял его от дома на целый километр.

В небе не было видно ни одной звезды. Звуки шагов отдавались громким эхом, как будто он шел по пещере, хотя кругом, казалось бы, простиралась лишь беспредельная ширь.

Он всего на миг оглянулся в сторону дома: стены его были подсвечены так, что издалека он напоминал театральную декорацию, воздвигнутую на лоне природы.

Он делал это ради Тессы. А не ради себя. Она ждала его за самым высоким окном. На вершине башни.

Трава была жесткая, словно из проволоки, а воздух – шершавый, как наждачная бумага. По мере его продвижения водяные капли, будто повисшие в воздухе, лопались, когда он натыкался на них лицом, и они обдавали его теплом, поднимавшимся будто из недр земли.

Поодаль виднелся костер. Томми подошел к нему, и тут до него донесся голос. Прислушиваясь к нему, Томми узнал нечто похожее на детскую считалку, только звучал голос очень уж глухо, смысл слов было не разобрать.

Это был живой призрак из его кошмаров – он сидел лицом к огню и спиной к нему, на нем был черный хитон и широкополая шляпа, в руке он держал что-то вроде железного вертела, на который была нанизана съежившаяся, обугленная фигурка, прямо как какой-то зародыш.

Он говорил и говорил без остановки, не обращая на Томми никакого внимания.

У Томми возникло странное ощущение, будто он застал призрака в глубоко интимный момент. Он впервые почувствовал его запах: так, вспомнилось ему, пахнет оружейный порох. Его лицо, освещенное пламенем, было грустным и в то же время насмешливым. Он вдруг показался ему невероятно одиноким среди этих сумеречных равнин и таким усталым, словно вернулся после долгого странствия.

– Он тоже обещал прийти, – проговорил призрак, даже не пошевелив губами. – В конце концов, все мы его чада.