Материалы к альтернативной биографии

   Он с равной страстью любил свою готику и презирал чужую. Однажды взялся читать нам вслух "Замок Отранто", по обыкновению, щедро пробавляя отсебятельством, и я за всю свою жизнь не хохотала дольше.

   Но стоило продемонстрировать малейшую несерьёзность в отношении его созданий, как из его руки вырастал огненный меч, а из глаз сыпались молнии.

***

   Как-то к утру он расхрабрился и попросил меня прочесть вслух фрагмент его драмы - монолог, полный обличений и проклятий, которых хватило бы на десятерых злодеев. Я озвучила, а с автором случился приступ паники. Он забился в угол и минут семь кричал, будто его жгли раскалённым железом.

   Именно в этот момент, ведомый коварным доктором, в наше убежище ворвался Перси. Меньше всего он предполагал увидеть такое, и его нежным сердцем завладела жалость, подкрепляемая раскаянием. Корабельная сеть блестяще играла роль тристанова меча, а сомнительной репутации хозяин отнюдь не выглядел счастливым любовником, так что ревность казалась невозможной.

   Пока опытные слуги приводили в порядок своего паранормального лорда, Перси провёл литературное расследование. Он признал, что мой роман стал лучше, а драма Джорджа - местами подлинный шедевр. Эта оценка окончательно восстановила душевное равновесие припадочного, и он непослушным губами сказал: "Ещё бы!" и подмигнул мне.

   - Что произошло? - спросила я, припав к сетке, - Тебя что-то напугало? Неужели заклятье не помогло?

   - Оно перестаёт действовать, если пересказать его кому-то другому.

   - Так зачем ты это сделал? Мой страх мучил меня, но не сводил с ума.

   - И меня не свёл, - отвечал Джордж, задыхаясь, но уже пытаясь самодовольно улыбнуться, - Эта голова крепче, чем выглядит. К тому же мог ли я оставить тебя безоружной в нашем общем деле? Тебе труднее. Стихи питают, а проза - питается. Потому я её ненавижу.

***

   Теперь я работала дома, а Джордж сидел по близости и болтал с Перси. Издёрганное воображение гадало о двух гееннах огненных под покровом размеренной беседы. Джордж был на три порядка более непосредствен и так беззастенчиво выговаривался, что некоторые монологи я писала прямо под его диктовку. Перси углублялся в метафизику, пропадал в мистических лабиринтах. Его речь, казалось, теряла смысл, но интонация переливалась калейдоскопом боли. Благородный искалеченный разбойник и благородный утопист-неудачник, злое пугало респектабельного мира и одухотворённый прогрессист, гуманист, оптимист... Образ героя-творца щедро освещала моя любовь, героя-тварь омывали слёзы моей жалости. Но порой, очнувшись, я видела и слышала что-то совсем иное:

   - А как твоя драма?

   - Никак. Не могу больше. Что-то не ладится.

   - У меня есть идея. Надо ввести туда Мэри.

   - Я подумаю...

   Холодно, расчетливо - настоящие охотники под вылазкой... Но лучше ли их была я, вопреки всем сантиментам выбирающая, как рысь в засаде, кто из двоих умрёт!

***

   Доктор пустил слух, что, убеждая Перси в безгрешности своих чувств ко мне, Джордж зашёл чересчур далеко. Клара доводила своё презрение к мужчинам до рефлекторности. Я погружалась в грязные грёзы о двух моих стражах и из них выводила приговор герою-доктору, там более, что доктора реального мне порой тоже хотелось убить. Стихи Перси становились всё более тоскливыми. Джордж хвалился, что нашёл для меня роль в своей драме.

   Уходя гулять вдвоём, они обычно возвращались злые и потрёпанные. Джордж сразу удалялся к себе на виллу, бросив у порога что-нибудь загадочное типа: "Нет, всё-таки через четыре" или "Причём тут патриотизм?". Перси залезал в горячую ванну и сидел, наморщив лоб, пока я или Клара не спрашивала, чем вызвано унылое смятение.

   Ответы были таковы:

   - Тупица! Ему просто недоступна идея красоты! Я указал ему на поле эдельвейсов, а он поймал в нём суслика и провозился с ним до вечера, приговаривая: "Нет, я не люблю природу"!

   - Я полтора часа толковал ему о мировой душе, а он возьми да брякни: "Шеллинг. Хм. Вы случайно не родственники?"!

   - Никогда больше не сяду в одну лодку с этим психопатом!

   - Он только и знает, что мотать мне нервы своими солдафонскими байками...

   - Знаешь, что он читает? "Путь паломника"! Люблю - говорит - всякие бродилки!...

***

   - Как по-твоему, - спрашивала я его друга-оппонента, - хищным птицам знакома ревность?

   - Откуда? Они же живут одиноко... Даже когда вокруг куча народу...

   На закате из орлиного гнезда доносилась песня:

Наш кум с кумою на пожар

Бежали тёмной ночию.

Соседский полыхал амбар

И всё такое прочее.

Всё было б очень хорошо,

Дай только полномочия

Спасти картошки им мешок,

Муку, фасоль и прочее.

Но ведь никто его не звал

И не просил помочь её.

При всём при том туда-сюда

И всё такое прочее.

***

   Доктор исчез. Кроме меня, на это никто не реагировал. Клара уехала в город за покупками. Оба поэта словно избегали меня под предлогом того, что не хотят мешать. Оставалось только одно - ждать ночи и идти в разведку, благо что пограничники пропускали меня и указывали путь на вилле.