Материалы к альтернативной биографии

   - Остановитесь! - возопил я, но меня не слушали. Лишь Джеймс чуть повременил перед тем, как расстегнуть последнюю пуговицу. Я выбежал за дверь, прижался к ней и заплакал... Отчего? От того, что образчики человеческой красоты, наследники гения погрязают в разврате! Но не только. Честность велит сознаться и в досаде другого рода - досаде изгоя, лишнего... Неужели я в глазах этих женщин - не мужчина вовсе, а так себе, нечто?... Однако, удручён я был недолго. Во-первых, подумалось мне, пусть делают, что хотят - их воля их и грех. Во-вторых, Полина не предложила мне постыдной роли мнимого любовника, вероятно, потому, что знает меня как человека порядочного, имеющего твёрдые моральные принципы, целомудренного, наконец, то есть из уважения ко мне; так праздный волокита на бульваре зовёт точно, к какой девице обратиться за известного рода услугой...

   Успокоившись, я пустился гулять по саду, отважился пройтись по газону к цветущей липе, сел под ней, закрыл глаза и попытался внутренним зрением увидеть беглянку Медору, но, хотя я довольно долго стоял перед ней, память не сохранила ни единой черты. Только вот волосы - длинные, русо-рыжие, рассыпанные по плечам... Тревога за эту одинокую беззащитную женщину пронзила меня. Но что я знаю о ней? Она достаточно храбра; может быть, она умеет постоять за себя не хуже сестры... Тогда как она стала пленницей? А мало ли как, жизнь ведь полна превратностей...

   Мои размышления прервал громкий щелчок открываемых ворот, за которым послышался хруст песка и камня под чьими-то шагами. Я ринулся на тропинку; выскочив на неё, сломал два цветка и оказался уже за спиной подходящего к дому человека в богатом, но престранном траурном одеянии, напоминающем старинный кафтан, расшитый серебром. Удивила меня и белоснежно искрящаяся косица, спустившаяся почти до самого пояса незнакомца в чёрном. Я окликнул его: "Сударь!" и подбежал, едва успевая остановиться, чтоб не натолкнуться на него. Он повернулся ко мне, и я мгновенно понял, что вижу того самого Макса: кто угодно, не только наивный ребёнок, сказал бы о нём прежде всего, что он белый. Лицо его было бескровным; брови и ресницы выделялись не темнотой, а большей белизной на сероватой коже, не знавшей, верно, никогда румянца. Обращённые на меня бесцветные глаза сверкали, как осколки льда или бриллианты. В них медленно расширялись зрачки - не чётно круглые, как у всех, а размытые, расходящиеся чёрными лучами и вращающимися каплями, как планеты, имеющие спутников. Я вытянулся перед ним, уронил голову в быстром поклоне.

   - Позвольте представиться: Тургенев, русский дворянин.

   - Чем могу служить? - ответил красивый низкий голос с хрипотцой.

   - Я имею честь говорить с господином Воке?

   - Нет. Господину Воке вы не кивнули бы. Но хозяин этого дома - я. У вас ко мне дело?

   - Ваше имя Макс?

   - Для близких друзей.

   - У вас есть дочь Полина лет семнадцати от роду?

   - Есть. Она сейчас в отъезде.

   - Я знаю. Я познакомился с нею в Швейцарии.

   - Так вы ко мне с вестью от неё? Или с просьбой?

   - Н-нет. Просьба... у меня к вам личная.

   - Слушаю.

   - Не входите сейчас в дом!

   Черты лица господина Макса заострились от напряжения.

   - Почему? ....... Полина здесь?

   - Да, но вам нельзя её сейчас видеть!

   - Мне? Нельзя??...

   - Поверьте, я забочусь о вашем же сердце!... - я преградил ему дорогу, невольно пятясь от колкого холодного неподвижного взгляда, - То, что вы там увидите...

   - Даже если, - перебил он, темнея лицом, как старое железо, - меня там ждёт труп последнего любимого мной человека - почему я не могу на него взглянуть?

   И наступал на меня, он поднялся на крыльцо. Всё, что оставалось мне - это загораживать собою непотребное зрелище, проходя пятами вперёд в гостиную. Но вот он увидел - и тихо ахнул. Я потупился, отступил в сторону. Тут маленькая Мэри звонко закричала: "Папа!" и подбежала обнять Макса. Полина, прикрытая лишь распущенными волосами, тотчас опередила и, кажется, оттолкнула её, сама прижалась к отцу, рыдая и осыпая его упрёками за то, что он обманывал больную жену и бросил родных детей, чтоб прижить "эту дрянь" с какой-то непутёвой англичанкой. Закатилась криком и обиженная Мэри, и наш Дэниел не преминул присоединиться к горестному хору. Отцы не растерялись: Джеймс, едва натянув штаны, принялся укачивать сынишку, как самая опытная нянька; Макс же присел на корточки и что-то долго нашёптывал дочери Медоры, обнимая её правой рукой (на которой - я заметил - не было кисти!), левую же положив на голову павшей на колени безутешной Полины. Потом он обнял вторую, наговорил и ей не слышных нам увещеваний, помог встать, подобрал и подал ей платье, которое она лишь прижала к груди, низко-низко клоня голову и всхлипывая. Альбин (в расхристанном, но полном облачении), скрестив руки и скроив насмешливую мину, наблюдала сумятицу, стоя вовне диванного круга.

   Макс усадил дочерей рядом на зелёное сидение, после чего любезно обратился к ничего не замечающему Стирфорту:

   - Здравствуйте, счастливейший из смертных.

   Заносчивый британец глянул по сторонам от себя и спросил с нарочитым недоумением:

   - Вы это мне?