Материнство

Проснувшись, я отправилась на кухню, и там мы с мамой сели за стол и стали пить кофе, который она сварила на плите. «На прошлой неделе твой отец сказал по телефону, что, может быть, оно и к лучшему, что у нас нет внуков, – учитывая ужасное состояние окружающей среды и то, каким будет мир через пятьдесят лет».

Услышав это интимное мы – причастность к общей судьбе, – я почувствовала себя маленькой девочкой, ответственной за то, что связала родителей в одном бесконечном испытании.

* * *

На следующий день я сидела одна на высоком берегу. С собой у меня был ноутбук, но писать в окружении такой красоты – море и скалы – я не могла. Запечатлеть красоту природы невозможно, а написать что-то столь же великолепное было мне не по силам. Вернувшись домой после прогулки к холмам, я прошла на кухню и увидела, что мама нарезала фрукты, включила радио и слушает спектакль. Я приняла душ, переоделась, а когда вернулась на кухню, мама готовила обед, заглядывая в поваренную книгу. На столе стояла бутылка бальзамического уксуса, лежали помидоры и лосось, который мы купили в городе у торговца рыбой. Раньше, насколько я помнила, мама могла разве что поджарить шницель.

Мама рассказала о планах перестройки оставшейся части амбара. Она хотела расширить ее, устроить для себя апартаменты со спальней и ванной на первом этаже, чтобы не пришлось подниматься по лестнице, когда она состарится.

Жить одной в доме у моря – это прекрасно. Я мечтала об этом с детства, но лишь иногда – да и то с опаской – решалась давать волю фантазии. И вот теперь я видела, какой красотой могла бы обернуться моя жизнь.

* * *

На следующее утро, пока чистила зубы в ванной, я заглянула в шкафчик и увидела за зеркальным стеклом пузырек с желто-голубыми таблетками, прикрытый ополаскивателем для рта, тени для век и несколько растрепанных пожелтевших зубных щеток. На ярлычке, наклеенном на пузырек, значилось имя матери.

Когда я вошла в гостиную с пузырьком в руке и спросила ее про таблетки, мама призналась, что последние несколько лет время от времени их принимает. Внезапно все обрело смысл: я почувствовала, что могу рассортировать воспоминания о маме на те, когда она была под воздействием лекарства, и те, когда нет. В одних случаях она бодрая, веселая, более сердечная. В других – печальная, замкнутая и резкая – грозная и властная фигура.

* * *

Когда мама пришла пожелать спокойной ночи, я сказала, что люблю ее, и, хотя я часто говорила ей это, в этот раз она как-то странно улыбнулась и сказала: «Удиительно, что ты меня любишь, когда я уделяла тебе так мало внимания». Потом добавила, что перед разводом всячески старалась сохранить брак и ей было не до малышни. «Я сосредоточилась не на том, на чем следовало». Она была бы другим человеком, если бы сосредоточилась на малышне, но все равно мне показалось странным, что речь шла о каком-то выборе. Само слово выбор не соответствовало тому, что представлялось мне обыденным и, вероятно, не могло быть чем-то другим.

Перед тем как уйти, мама смущенно заговорила о женщинах, утверждающих, что дети – самое важное в их жизни. Я спросила, было ли материнство самым важным в ее жизни, она покраснела и покачала головой в ту же секунду, когда я перебила ее и сказала: «Ты не обязана отвечать. Я сама все знаю».

* * *

Накануне моего отъезда мы с мамой сидели на диване, и я сказала, что и папа, и брат рассердились на нее после последнего разговора. К моему удивлению, вместо того чтобы, как я ожидала, оправдываться и заниматься самокритикой или строить безумные планы, рассчитанные на отвоевание их любви, она сказала: «Ну и что? Вешаться не собираюсь».

«Как это понимать?» – спросила я, потому что никогда не слышала от нее ничего подобного.

Мама ответила, что намерена наслаждаться жизнью, как бы кто ни сердился, и, если бывший муж и сын по каким-то своим причинам ею недовольны, она из-за этого не собирается кончать самоубийством.

Когда она произнесла: «Ну и что? Вешаться не собираюсь», во мне что-то произошло. Если она не собирается вешаться, то и я тоже – независимо от причин. Чувствуешь ли ты, что не можешь превзойти мать? Так здорово, когда твоя мать не стоит на месте, а поднимается на ступеньку выше.

* * *

Я полетела на юг, в приморский город, где меня ждал Майлз и где к нам должны были присоединиться его дочь и ее мать. В честь этого города они и назвали когда-то свою девочку. Мы остановились в двухкомнатном номере прибрежного отеля и провели три дня на пляже. Это был своего рода эксперимент: впервые мы четверо отдыхали где-то вместе.

Второй день выдался особенно жарким, и Майлз отправился с дочерью за мороженым для всех. Мы с ее матерью лежали на полотенцах и, когда они ушли, повернулись друг к другу.

«Пойдем купаться?»

«Да».

Через двадцать минут они вернулись, держа в каждой руке по мороженому. Потом девочка вышла вперед и, подойдя к воде, стала смотреть на нас, покачивавшихся на морских волнах. Девочка, наблюдающая за нами обеими с берега, – один из чудесных моментов моей жизни.