Глава первая
Позвонили сразу после того, как Черняев с Тахиром поднялись после завтрака в номер Евгения Владимировича. Разговор был коротким. После приветствий им просто сообщили, что через полчаса их внизу, в фойе, возле стойки регистрации, будет ждать человек, который отвезет их на встречу, где с ними обсудят интересующие их вопросы.
Переодевшись в простенькие холщовые костюмы и не забыв надеть на голову тюбетейки, спустились вниз. Их уже ждал молодой араб в длинной белой рубахе в пол, которая здесь называлась кандура, а на голове был белый платок – гутра, – закрепленный жгутом – икалом. Типичный житель Дубая. В руках он медленно перебирал бусинки длинных четок. Араб сразу же направился навстречу провинциально выглядящим в этой эмиратской роскоши таджикам, как только они вышли из лифта. Приложив правую руку к сердцу, а затем вытянув обе для рукопожатия, араб произнес набор принятых на Востоке приветствий при обращении к старшим по возрасту или положению в обществе. Отвечать на такое приветствие надо было таким же набором ничего не значащих фраз, что Черняев и сделал, приложив вначале левую руку к сердцу в полупоклоне, как это делают в Таджикистане, и затем долго пожимая руки встречающего. С Тахиром араб поздоровался «по укороченному варианту», не спрашивая его, как он добрался в такую даль от дома и как ему отдыхалось на новом месте. Возможно, Тахир по возрасту не подходил под стандарты долгого приветствия, а возможно, этот араб получил какие-то инструкции в отношении белобородого таджика. Черняев подумал о том, что Тахира здесь воспринимают как сопровождающего, тогда все объяснимо. Но возможно и другое: Абдул-Вали показали его фотографию, на которой тот признал своего «потерянного» много лет назад друга и дал указание оказать ему особое внимание. Черняеву хотелось верить во второе развитие событий.
Роскошный золотистый «Бентли», в который их пригласили сесть, явно был рассчитан на то, чтобы произвести неизгладимое впечатление на провинциальных гостей. Даже Черняев, следуя своему постоянному принципу никогда не показывать внешне своего отношения к происходящему, а выражать свое восхищение или презрение как высшие формы проявления эмоций только вербально, не смог сдержаться, чтобы не поцокать языком и покачать головой из стороны в сторону, что выглядело очень уместно и своевременно. Именно так и должны были реагировать на королевскую роскошь два дехканина, случайно попавшие из своего овина в покои арабского шейха, милостиво допустившего этих плебеев к целованию своего расшитого золотом чарыка с левой ноги.
У Черняева не осталось никаких сомнений, что организацией встречи занимается сам Абдул-Вали. Ведь это так по-восточному: показать брату-мусульманину, с которым расстался четверть века назад и который помнил дни, когда они в вечерних беседах в пустой мазанке делили полузасохшую лепешку, каких высот достиг этот юноша, что был на посылках у своего брата-таможенника в те далекие приснопамятные годы. Если бы все было иначе, то ни о каком «Бентли» речь бы не шла. Посадили бы, как обычных просителей, в микроавтобус, а то бы провели первичную беседу прямо в номере отеля.
«Ну что же, расчет разведки оправдался, – подумал Евгений Владимирович, – у Абдул-Вали действительно оказалась профессиональная память, раз он смог в этом седом шестидесятилетнем старике, отпустившем к тому же козлиную бородку, узнать того цветущего таджика, что рассказывал ему под ливанскими звездами истории о великих битвах эмира Арсланташа с федаинами Хасана ибн Саббаха под Аламутом. А ведь тогда все могло получиться. Еще бы два-три таких душевных вечера – и он смог бы завербовать Абдул-Вали от имени „Братства исмаилитов Горного Бадахшана“, и работал бы он на советскую разведку с огромным энтузиазмом. Тогда это называлось вербовкой под чужим флагом и использовалось очень часто всеми разведками мира… Но, судя по тому, как нас встречают, мои сказки про Аламут он помнит. Теперь же все поменялось. Теперь он должен завербовать меня и я должен буду с „огромным энтузиазмом“ выполнять поручение их организации. „Игры лисиц“ продолжаются. В разведке это частое явление: пока гоняешься за жертвой, сам становишься объектом чьей-то охоты. Но дело даже не в личности как таковой, а какие у этой личности возможности. Есть возможности достать документ или поучаствовать в принятии нужного решения – ты интересен, с тобой будут носиться, пока не поймут, что на этой охоте тебя выпустили как зайца, чтобы ты вывел лис на охотников… Кто я сейчас? Заяц или лиса? Это не важно. Важно, чтобы я был им интересен».