Мавританская Испания. Эпоха правления халифов. VI–XI века

Мухаммед ибн Хаджадж был убежден, что захват Севильи послужит ему на пользу. От него тщательно скрывали факт переговоров. Поэтому он был крайне удивлен, получив письмо от Бадра, в котором говорилось, что город сдался и он может убираться из Кордовы. Мухаммед ушел, но его переполняла ярость и желание отомстить. По пути в Кармону он захватил стадо, принадлежавшее неким кордовцам, после чего заперся в крепости, открыто демонстрируя султану свое пренебрежение. Абд-ер-Рахман отнесся к происшествию спокойно. Он послал к Мухаммеду чиновника, который указал ему твердо, но цивилизованно, что прошли те дни, когда аристократы могли безнаказанно присваивать чужое имущество, и потому он должен вернуть уведенный скот. Мухаммед отказался от скота, однако, при всем своем уме, так и не смог понять, что времена изменились. Узнав, что правительство разрушило стены Севильи, он вознамерился захватить город и атаковал его без предупреждения. Его поспешное предприятие оказалось неудачным. Тем не менее султан проявил неслыханное терпение. Он послал к Мухаммеду еще одного эмиссара, который должен был втолковать ему, что его идеи безнадежно устарели. Эта миссия была поручена префекту полиции, кельбиту Касиму ибн Валиду. Лучший выбор было сделать невозможно. Касим вел себя настолько умно и тактично и был так убедителен, что Мухаммед, в конце концов, пообещал прибыть ко двору, оставив в Кармоне своего помощника. Султан согласился, и в апреле 914 года Мухаммед прибыл в Кордову с многочисленной свитой. Суверен принял его с изысканной любезностью, щедро одарил и его самого, и его людей, даровал ему титул визиря и предложил принять участие в новой кампании, подготовка к которой завершалась.

Абд-ер-Рахман собирался подавить восстание в Серрания-де-Реджио. Он, конечно, не ожидал там таких же быстрых и блестящих успехов, как в Хаэне и Эльвире. В Серрании, откуда мусульманство было почти полностью изгнано, ему придется иметь дело с христианами. А султан уже знал, что испанские христиане обычно защищаются намного упорнее, чем испанские мусульмане. Правда, он рассчитывал, что даже среди христиан найдутся те, кто, зная, что султан справедлив и решителен, сдадутся сразу. Следует отдать должное правительству – к сдавшимся христианам отношение было самым терпимым. К примеру, любовница христианского аристократа, подчинившегося султану годом раньше и жившего с тех пор в Кордове, обратилась к кади, заявив, что она мусульманка и свободная женщина, а значит, должна быть избавлена от подневольного положения. Тем более что для христианина считается незаконным содержать мусульманскую наложницу. Бадр, услышав о требовании дамы, послал кади записку следующего содержания: «Христианин, о котором идет речь, находится здесь, согласно акту о капитуляции, который не следует нарушать. Тебе известно лучше, чем кому-либо другому, что договора следует скрупулезно соблюдать. Поэтому даже не думай забрать рабыню у хозяина». Кади был немало удивлен этим посланием. Хаджиб явно посягал на его епархию. Удостоверившись, что письмо действительно от хаджиба, он сказал гонцу: «Сообщи своему хозяину, что это моя обязанность заботиться о святости клятв и я не могу делать исключения. И я намерен принять справедливое решение, если мне ничего не помешает, относительно этой дамы, которая, если ты не забыл, является мусульманкой и свободной женщиной». Получив такой ответ, Бадр понял, что кади уперся. Тем не менее он послал ему еще одно письмо: «Я не собираюсь вмешиваться в процесс отправления правосудия и не имею права требовать от тебя принятия несправедливого решения. Я лишь прошу тебя принять во внимание права, которые получил этот христианин, благодаря заключенному с нами договору. Ты отлично знаешь, что твой долг – обращаться с христианами справедливо и осмотрительно. Но решать тебе».

Мы не знаем, как поступил кади – возможно, он считал закон выше любых договоров, но поведение Бадра в этой ситуации является наглядным свидетельством искренности намерений правительства и господствовавшего в нем духа миротворчества. Это была мудрая и осмотрительная политика, соответствовавшая характеру Абд-ер-Рахмана. Монарх был настолько непредсказуемым человеком, что как-то раз пожелал доверить один из самых высоких судейских постов – кади Кордовы – ренегату, родители которого были христианами, и факихам пришлось изрядно потрудиться, чтобы его отговорить.